Понимаю. Но все-таки это крайне необходимо. И я уже обещал им, что ваше величество завтра же произведете смотр всему отряду. Я осмелился так поступить, будучи Уверен в вашем согласии, государыня, и выбрал уже надежнейших людей для конвоирования вашего экипажа. Мы могли бы выехать отсюда, из Кастельветрано, в полночь; и тогда к рассвету будем на Сегестской равнине. Командование калабрийцами я могу принять не иначе, как при таком условии.

— И вы позволяете себе давать мне приказания, и я обязана исполнять вашу волю...

— Не мою волю исполнять, — холодно возразил полковник, — а подчиняться требованиям обстоятельств... Едва ли ваше величество сможет отрицать, что успех предприятия почти всецело зависит от порядка в войске и от всесторонней предусмотрительности тех, кто должен заботиться об этих людях, руководить ими. Я нашел всех этих бедных калабрийцев в ужасном положении. Они в лохмотьях, голодные; местность им неизвестная; проводников нет; бродят без толку и без приюта. Конечно, намерение вашего величества было прекрасно — вызвать сюда испытанных вояк. Только...

— Только я, затащив их на чужую сторону, нимало о них не забочусь. Это вы хотите сказать?.. По-вашему, мысли у меня бывают хорошие, но в исполнение их приводить я не умею! — вспылила королева.

— Напротив, ваше величество сделали очень много. Дело же в том, что при этом нет толковых мужчин.

— Мужчин нет, а женщина не может и не умеет распоряжаться как мужчина?..

— Да, по крайней мере я так мыслю, — ответил молодой человек с почтительным поклоном.

— Значит, я должна первый раз в жизни подчиниться воле мужчины, тогда как я до сих пор подчинялась только моей собственной воле.

— Да, если это необходимо для пользы вашего дела, для вашего личного интереса. Я полагаю, что, если этот мужчина ставит ради вас свою жизнь на карту, вам бы следовало поступиться некоторыми королевскими прерогативами.

Сказав это, Рикардо встал. Взбешенная Каролина не выговорила, а прошипела: «Вон!» Он поклонился и сдержанно промолвил:

— Государыня, вам известно, что я перенес и чем пожертвовал ради того, чтобы быть с вами и с пользою вам служить. Я готов и теперь на все, на бой, на казнь, на смерть для вас; но я то же самое сказал бы при настоящих обстоятельствах, если бы палач заносил над моей головой топор по вашему приказанию или если бы, опьяненный страстью, я лежал в ваших объятиях, но не считайте меня ни придворным, ни лакеем.

Каролина молчала несколько минут. Она была просто озадачена; никто никогда с ней так не говорил. Но ей это понравилось. Она словно любовалась дерзновенным и наконец произнесла медленно:

— Да, вы настоящий мужчина. Зачем, зачем я раньше не знала вас?

— Значит, вашему величеству угодно будет собраться завтра к полуночи? Существует у этой виллы какой-нибудь малоприметный выход?

— Да, с задней стороны виллы есть небольшая дверь, почти замаскированная деревьями. Меня там никто не заметит. Но надо иметь в виду, что моя чтица, ваша кузина, не может не заметить моего отсутствия.

— Это верное и преданное вам создание, — промолвил полковник, сдерживая глубокий вздох.

Побережье, на которое мелкими партиями высаживались калабрийцы, призванные Каролиной в Сицилию, было пустынно. Никто из местных жителей не заходил туда, особенно в жаркое время года, когда испарения влажной почвы были убийственны для здоровья и распространяли малярию. Однако там изрядно росли, хотя и в диком состоянии, фиговые, гранатовые деревья и кое-какой кустарник. Небольшая речка не текла, а ползла под густыми тростниками, затянутая водяными лилиями. Она оставляла с обеих сторон обширные пространства стоячей воды, испарения которой отравляли воздух. На десятки верст окрест не существовало человеческого жилья.

Место для высадки на остров «друзей королевы», как любили величать себя калабрийцы, было выгодно в одном отношении: оно было безопасно от шпионов, врагов королевы, т. е. англичан. Некто Кастроне, бывший камер-лакей ее двора, умевший заслужить доверие Каролины, заведовал перевозкой. Он владел небольшим торговым суденышком, забирал людей небольшими партии на калабрийском берегу; умудрялся избегать в море встречи с англичанами; высаживал свой живой товар, который щедро оплачивала Каролина, в описанной пустыне и уплывал немедленно обратно за новой партией, не заботясь нимало о том, где бедные эмигранты найдут приют, чем они станут питаться.

Об этом-то роковом недосмотре и хотел подробно переговорить с королевой Рикардо после того, что повидался со своими земляками. Их беспомощное положение привело его в ужас. Он не решился даже заявить им, что ему поручено начальствование над ними. Их положение не напоминало не только лагеря, но даже партизанского бивака: это было просто скопище нищего сброда. Они бросились окрест, отыскивая пищу, по пустынному побережью и ничего не находили, ни гроша денег им не было выдано. Они, конечно, не поцеремонились бы грабежом и насилием добывать себе продовольствие, но опасались приближаться к населенным местностям, понимая, что их там поодиночке англичане могут перебить или переловить. Они оплакивали свои родные горы; там они тоже могли встретить смерть, попасться в руки французов, но все-таки они были в своей стороне, где нетрудно было и насытиться, и напиться, и костер развести.

Как ни был в прежние годы популярен среди калабрийцев Рикардо, нынче они косо посматривали на него: он явился к ним теперь блестяще одетый, имел лихого коня из конюшни королевы, а им и прикрыться нечем, им негде найти корки хлеба.

На его счастье, он встретил тут некоторых старых товарищей, всегда доверявших ему: Гиро, Магаро и даже старика Пьетро Торо. От них он узнал подробности бедственного положения партизан, причины его и мог советоваться с ними, как помочь делу, как возвратить через них доверие к себе других калабрийцев.

От них он узнал, между прочим, что все ропщут, полагают, что их заманили в ловушку, некоторые не сегодня-завтра собираются разграбить ближайший городок, чтоб не умереть с голоду. Все, покидая родину, были обнадежены капитаном Кастрони, что в Сицилии они будут вполне обеспечены благодаря заботам государыни и что она сама будет их встречать на берегу.

— Между тем, — говорили старые приятели Рикардо, — все это обман. Кастрони спихнул нас на берег да в обратный путь направился, а нас утешал, что, дескать, надо потерпеть чуточку: вот, дескать, остальные подъедут, тогда и ее величество прибудет и обо всем позаботится. Между тем партии одна за другой прибывают, бедствуют, и никакой о нас заботы. А Кастроне, известно, получает деньги от королевы и кладет себе в карман.

Друзья Рикардо