«Куньи тестикулы, что я несу, он всё знает! Наверняка исподтишка наблюдал за мной, чтобы в удачный момент сдать Брутусу». Чёрт, с ним ей не справиться — он сильнее, быстрее, и если пожелает, то свернёт ей шею одним махом, и уж точно навсегда, с его-то хистом.

— Говори прямо, что тебе нужно? — юлить и выкручиваться дальше Диана не собиралась. Возможно, получится договориться. Пускай он и верный пёс хозяину, но предатели среди своих долго не живут, и ублюдок прекрасно об этом знает.

— Вот это другой разговор, — бастард оскалился. Даже в полутьме его изувеченное длинными шрамами лицо выглядело омерзительно жутко. — Кого ты прячешь у себя в комнате?

— Твою смерть, сучий выкормыш, — в дверном проёме возник Артур. Остриё меча в его руке коснулось шеи Сто Семьдесят Второго, грозя вот-вот впиться в кожу. — Убери свои вонючие лапы от моей сестры.

Этот блеск в глазах брата Диана знала хорошо. Полный ярости, он означал только одно — сейчас прольётся кровь.

Бастард разжал пальцы, но ухмылка не покинула его лица:

— Я так и думал. Без вести пропавший чемпион… А что ты сделал с ищейкой? Наверняка пришлось попотеть, чтобы отделаться от этой стервы.

— От тебя отделаться будет куда проще, — не убирая меча, Артур посторонился. Диана скользнула брату за спину, судорожно гадая, что делать дальше. Оставлять в живых свидетеля нельзя, он тут же поднимет тревогу. Придётся убрать засранца, а потом бежать без оглядки. Принцессу всё равно не спасти — некуда больше её вести, разве что таскать за собой лишним грузом в поисках выживших сопротивленцев, если таковые вообще остались.

— Кончай его, Артур, — она опасливо оглядела коридор — нашумели они прилично.

— Стойте! — спесь с подонка мгновенно слетела, и он вскинул руки, держа ладони на виду. — Если бы я хотел вас сдать, ваши трупы давно бы уже клевали вороны.

— Надеешься, что я тебе поверю, псина поганая? — брат слегка подался вперёд, вдавив кончик клинка глубже в кожу.

— Я могу помочь! — голос Сто Семьдесят Второго дрогнул.

Диана не сдержала улыбки: как же легко засранец напустил в портки. Хотя неудивительно, кого-кого, а Вихря стоит бояться. И всё же не мешало бы выслушать его, вдруг что-то дельное скажет.

— У тебя две секунды, — небрежно бросила она. Брат недовольно засопел, собираясь возразить, но Диана мягко коснулась его плеча. — Пусть говорит.

Бастард благодарно кивнул:

— Если сбежите этой ночью — не дотяните и до полудня. Моё отсутствие обнаружат уже через несколько часов, когда нужно будет заступать на пост. Поверьте, хозяину это очень не понравится, на вас натравят лучших из ищеек…

— Это мы и без тебя знаем, — раздражённо прервал его Артур. — Ближе к делу давай!

— На следующей неделе Брутус уедет из Опертама. Дождитесь его отбытия, так вы выиграете несколько дней, и этого хватит, чтобы уйти достаточно далеко.

— А тебе-то откуда знать? — Диана недоверчиво сощурилась. Обычно о планах магистра она узнавала одной из первых. Нет, ублюдок явно темнит. — Не припомню, чтобы он упоминал об отъезде.

— Потому что он только сегодня дал распоряжение всё подготовить.

— Долго ещё ты будешь слушать эту хмарь? — Артур фыркнул.

— Погоди, братик, — отмахнулась Диана и, игнорируя его недовольное ворчание, задумчиво прикусила губу. Звучало вполне правдоподобно. Брутус не звал её к себе уже несколько дней, вполне может статься, у него появились новые планы. — Хорошо, допустим. Но с чего бы тебе помогать нам?

— Я хочу, чтобы вы вытащили отсюда принцессу. Ей нельзя здесь… Он уже сломил её, — говорил бастард тихо, точно стесняясь собственных слов.

Странно, что его заботит девчонка, особенно после того, что вытворил с ней. Неужто совесть грызёт? Диана открыла рот для ответа, но брат опередил её.

— И что нам с ней делать? По Пустошам таскать? Севир мёртв, Перо уничтожено. Жаль это говорить, но девчонка обречена. Пусть здесь сидит, может, проживёт подольше.

— Это моё условие, — медленно проговорил Сто Семьдесят Второй, уже не робким шёпотом, без страха, но с явным намерением стоять на своём до последнего. — Или вы вытаскиваете принцессу, или лучше убейте меня, потому что без девчонки уйти я вам не позволю. Но если сбежите сейчас — подохнете в позоре и муках, что вшивые туннельные псы. Туда вам и дорога, говнюки!

Глава 32

С последнего визита Фулгурская Арена почти не изменилась, разве что народу на этот раз собралось непомерно много. Возможно, виной тому стало запоздалое открытие гладиаторского сезона — зритель оголодал по кровавым зрелищам, жаждал предсмертных криков выродков и отмщения за Скорбную ночь. Людское море возбуждённо бушевало: кричало, гоготало, рычало несметной сворой гиен; трибуны ломились от пёстрой человеческой массы, орущей сотнями… нет, тысячами глоток! Как они все там умещались, Корнут понятия не имел. Сидячих мест не хватало, но это никого не смущало. Зрители едва не забирались друг другу на головы, толкались, пихались локтями, рассыпались в проклятьях, и если бы позволяло место, наверняка бы дошло до потасовок.

От нескончаемого шума боль мерно впивалась в виски раскалёнными иглами. Проклятая мигрень! Она стискивала голову железным обручем, ворочалась в черепной коробке, перекатывалась с левого полушария в правое, потом в затылок и обратно по новой, словно охотилась за ценными мыслями, пожирала их, а самые мрачные оставляла Корнуту. Впрочем, поводов для мрачных мыслей и без головной боли имелось предостаточно, начиная с распоряжения Юстиниана о повышении подоходных налогов на целых пять процентов — в такое-то неспокойное время! — и заканчивая чёртовым балаганом, творящимся сейчас в королевской ложе. И дело вовсе не в количестве счастливчиков, приглашённых Юстинианом, их было не так уж и много, однако и их хватило, чтобы окончательно испортить Корнуту и без того отвратительное настроение.

В центре ложи, на широкой софе, обитой тёмно-синим бархатом, развалился король, потеснив свою супругу к самому краю. В белоснежном мундире с золотыми пуговицами и эполетами, он с самодовольной улыбкой потягивал вино из хрустального бокала. На лакированном чёрном поясе поблёскивал крупным рубином кинжал, с коим Юстиниан в последнее время не расставался. Весь вид монарха, каждый его взгляд, каждый жест были преисполнены величием. Воистину, что король умел лучше всего, так это почивать на чужих лаврах.

Лаура, совершенно не замечая несправедливого притеснения со стороны царствующего супруга, самозабвенно погрузилась в беседу с Титом, старшим Флоресом. Худощавый и жилистый, с бронзовым загаром, горбатым носом и колючими чёрными глазками, он скорее походил на неотёсанного крестьянина, нежели на главу одного из самых богатых семейств Прибрежья. Рядом, с ликом ревностной добродетели, восседал Аргус. Изредка