Наконец в августе 2007 года группа историков и археологов из Екатеринбурга обнаружила на поверхности пологого склона у самого края Свиного луга две неглубокие выемки, расположенные на расстоянии примерно 60 метров от креста, которым отмечено место массового захоронения. В сделанных раскопах удалось найти сорок восемь сильно раздробленных костей, включая фрагменты костей черепа, обломки тазовых и бедренных костей, семь зубов, ребра и кости рук. Все они несли на себе следы огня, на некоторых были видны следы возможных пулевых ранений и следы расчленения, произведенного при помощи топора, перед тем как придать тело огню {35}. Исследование показало, что кости принадлежат двум отдельным лицам – лицу мужского пола в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет и лицу женского пола в возрасте примерно от пятнадцати до девятнадцати лет. Образцы тканей для проведения генетического исследования были переданы в Лабораторию генетического анализа Вооруженных сил США в Мериленде, где до этого проводилось генетическое исследование образцов тканей Романовых и Андерсон, а также в Институт судебной медицины в Инсбруке. Исследования, проведенные доктором Майклом Коблом и его коллегами из Лаборатории генетического анализа Вооруженных сил США с использованием анализа нуклеотидов ДНК, показали, что найденные останки являются останками детей Николая II и императрицы Александры, а анализ митохондриальной ДНК подтвердил, что по материнской линии они происходят от императрицы. Среди пропавших детей царя числился только один подросток мужского пола – цесаревич Алексей, что делало задачу идентификации его останков самой простой.

А что же Анастасия? Когда в 1991 году из общей могилы были извлечены останки Ольги, Татьяны и Марии, то у каждой из них кости тазобедренных суставов были неповрежденными; наличие разбитых женских тазобедренных суставов, как это было с иронией отмечено доктором Коблом, делало невероятной гипотезу, согласно которой «Юровский взял тазобедренные кости из первой могилы и тайком похоронил их по соседству» {36}. Несколько обугленных костей и разбитые тазобедренные суставы, в отношении которых доказано, что они принадлежали особе женского пола, являющейся дочерью Николая II и императрицы Александры Федоровны, – это почти все, что осталось от самой известной русской великой княжны {37}. Миф, который стараниями Франциски Шанцковской в течение столь многих лет выглядел таким убедительным, перестал существовать. Великая княжна Анастасия больше не является пропавшей без вести.

В 1967 году, в какой-то момент, когда она в ходе беседы с Алексеем Милюковым перестала следить за своими словами, Франциска сказала что-то по поводу того «кто я есть и кем я притворяюсь» {38}. Это был второй и последний раз, когда она прямо призналась в своем обмане, но эти слова тоже не были никем замечены. Используя благоприятные для нее домыслы и капризы, история Франциски вышла из-под ее контроля и перешла в царство легенд, где немногие заслуживающие доверия факты из реальной жизни Франциски потерялись во мраке, поскольку миф начал жить собственной жизнью.

Кем же была Франциска – злоумышленницей или жертвой злого умысла? Психологический портрет Франциски неоднозначен, нельзя сказать, что он выдержан только в черных или только в белых тонах. Благодаря детству, прошедшему в постоянных переездах, юности, когда особое отношение отца создало ей малопривлекательную репутацию, Франциска стала одинокой молодой женщиной, с хрупкими нервами и взрывным характером, лишенной материнской любви и заботы, не имеющей дружеской поддержки. То, что ей пришлось пережить в Берлине – потерю жениха, а также несчастный случай на заводе AEG, – лишило ее остатков душевного покоя; нервный срыв привел к принудительному лечению в клинике для душевнобольных. Вернувшись в 1917 году в Хигендорф, Франциска опять же не смогла обрести душевное равновесие, а нападение, которое было совершено на нее в Гут-Фридрикенхофе, прибавило к психологическим травмам физические. Жизнь бросала Франциску из одной беды в другую – от отчаянной безнадежной нищеты до подозрений в занятии проституцией – и в конечном итоге привела ее на берег канала Ландвер.

Заявление Франциски о том, что она – великая княжна Анастасия, изначально было невинной выдумкой с целью получить немного больше внимания к своей персоне, а затем превратилось в нечто большее. Открывшиеся перед ней возможности превратились в заманчивую и легко доступную с точки зрения женщины, отчаянно ищущей способ спасения, жизненную перспективу. Все это сложилось в цепь случайных совпадений, которые как нельзя более совпадали с желаниями Франциски. В 1922 году, когда известие о претензиях претендентки распространилось среди эмигрантов в Берлине, не было каких-либо доказательств, что Анастасия погибла в Екатеринбурге. Свидетельства очевидцев, намеки на возможное спасение и постоянно циркулирующие слухи были на руку Франциске, придавая ее рассказам правдоподобный вид. Такое положение вещей не будет меняться в течение десятилетия после ее смерти. Легенда Франциски легко нашла поддержку в среде растерянных русских эмигрантов, которые так и не смогли оправиться от удара, нанесенного революцией. Разные группы эмигрантов отличались друг от друга представлениями о верности государю и о символе веры, но были едины в своей надежде. Многие из них, остро переживавшие потерю Родины, титулов и состояния, были болезненно восприимчивы к любому напоминанию об их прошлом. Заявление Франциски прозвучало в унисон с их чаяниями и надеждами.

Нет сомнения, Франциска исполнила свою роль настолько убедительно, что даже после генетического анализа ДНК, проведенного в 1994 году, никто так и не смог ответить на некоторые вопросы этого дела. Однако претензии Франциски, а также ее способности, развивались естественным путем, по мере того как она усваивала все больше и больше сведений и все больше вживалась в образ Анастасии. На первых порах она мало говорила и сообщала мало подробностей, подтверждающих ее заявление, однако, по мере того как она «осваивала» свою новую личность, встречи с бывшими аристократами и придворными, а также сведения, публиковавшиеся в печати, позволяли ей пополнять свое повествование новыми именами и датами, а также узнавать нужные лица и места. Она понимала желания тех, кто встречался с ней и хотел верить, чаяния общественности в целом. Благодаря усилиям Гарриеты фон Ратлеф-Кальман, Глеба Боткина, Доменик Оклер и Питера Курта, сочувствующим газетам и журналам, а также игре Ингрид Бергман мир увидел во Франциске трагическую фигуру, живое воплощение необыкновенного и блестящего прошлого, ушедшего навсегда, – великую княжну Анастасию. Когда она переступила через порог той комнаты в подвале дома Ипатьева, великая княжна Анастасия была, вобщем-то, обычной молодой девушкой. Необыкновенной она стала, после того как распостранились слухи о том, что она спаслась и живет под именем Анны Андерсон.

Счастливый случай и удачные совпадения помогали Франциске, но и сама по себе она была замечательной женщиной. Любой человек, наделенный меньшими способностями и настойчивостью, не владеющий столь острым, как у нее, умом, несомненно, не смог бы выдержать то трудное испытание, которое она выбрала для себя сама. Мартин Кнопф, тот детектив, который выполнял заказ великого герцога Эрнста-Людвига, сделал одно важное наблюдение. «Существует разница, – писал он в своем отчете о Франциске, – между человеком необразованным и человеком, не способным к образованию. Она вполне способна заниматься своим образованием» {39}. Талант Франциски заключался в том, что она точно понимала, что нужно для того, чтобы ее претензии выглядели вероятными, в том, что она знала, когда нужно отступить в случае возникновения опасности, и что она точно знала, как использовать все немалое обаяние, чтобы выглядать заслуживающей доверия претенденткой на имя и титул великой княжны. Вряд ли приходится удивляться тому, что вокруг нее продолжают кипеть страсти, особенно если учесть, какую роль сыграл созданный ею иск в массовой культуре двадцатого столетия. До сих пор имеются люди, которые верят, несмотря ни на что, что Андерсон – это Анастасия; многие искренне озабочены (как когда-то и авторы этой книги) наличием в ее деле вопросов, которые остались без ответа. Кроме того, существует весьма часто заявляющая о себе группа тех, кто не имеет прямого отношения к данной истории, но охвачены сентиментальной ностальгией по ушедшей в небытие русской императорской династии. Они не терпят даже простого упоминания имени претендентки, поскольку, как они считают, даже обсуждение иска Андерсон оскорбляет имя настоящей Анастасии. Но те, кто хотел бы ограничить сведения о Франциске ворчливым примечанием в конце книги, оказывают плохую услугу истории, отказывая этому персонажу в праве занять свое исключительное место в истории последних Романовых.