На этом она замолчала, и дальше растолковывал уже Элайджа:

– Джил запускал внутрь разведчиков. Со стороны Выступающего берега. Это там, где я когда-то выбрался из Чертогов. Они нашли кого-то, по-прежнему обитающего там. Тот рассказал, что наводнения и наносной мусор забили некоторые тоннели. Поэтому ранее затопленное вышло из-под воды, а там, где прежде было сухо, все залито.

– А не мог бы этот житель и ко дворцу нас проводить?

– Не думаю. Трудно объяснить, на что это похоже – там, внизу… Понимаешь, каждый день в Чертогах – это борьба за жизнь. Все смотрят под ноги, хотят сокровище найти, как это у нас называлось… или оглядываются через плечо, боясь нападения. Есть места, куда жители никогда не суются, поскольку там или слишком опасно, или дозорные все время ходят. Жители, они… им плевать на мир наверху.

– Но должны же быть разведаны пути к спасению? На случай потопа?

– Путь свой в каждом поселении. Вроде как в чертоге Голубого Света, где жили мы с сестренкой. Но все эти пути выводят в Город – по сточным колодцам с лесенками, через которые прежде работники спускались. Мы эти колодцы верхними лазами называли. Через них в Чертоги и свежий воздух попадает. Только я не слыхал, чтобы хоть один верхний лаз вел во дворец. Да и на планах ни одного нет. А дворец стерегут так, что муха не пролетит. По крайней мере, сейчас. Индаро вот утверждает, что когда-то существовал проход из дворца к темницам Гата и оттуда – в Город, с выходом где-то в Линдо.

– Темницы Гата? – переспросил Гаррет.

– Древнейшие темницы Города, – пояснила Индаро. – Они расположены под Щитом. Дворцовые подземелья, скорее всего, затоплены, а вот темницы Гата, может, и нет…

– От Щита до дворца путь неблизкий… – заметил Гаррет.

– Под землей он еще дольше. И есть большая вероятность, что эта часть затоплена.

Индаро и Элайджа переглянулись.

– Поэтому мы отказались от этой мысли, – добавила женщина. – Пытаемся найти проход непосредственно под Цитаделью. Связник Джила утверждает, что он там есть, хотя на попавших к нам планах ничего похожего обнаружить не удалось.

– А если его там все же нет?

– Тогда у нас ничего не получится, и Феллу с Брогланом придется управляться без нас, – хмуро ответила она.

От воспоминаний Элайджу отвлекло неожиданное движение, покачнувшее лодку. Юноша приподнялся и сел. Было холодно, все тело затекло. Кругом разливалось сумеречное сияние рассвета, но на востоке виднелась лишь смутная тень большого утеса. После трех суток вынужденного безделья солдаты радостно упаковывали мешки, застегивали доспехи, на ходу что-то жевали. Элайджа посмотрел через планшир на скалистый берег, куда уже причалила передовая лодка, нагруженная припасами. Поклажу вовсю перетаскивали на сушу: бухты веревок, оружие, съестное и воду, лекарские принадлежности и целые коробки удивительных фонариков, которые им недавно показал Джил.

Команда Элайджи должна была пристать следующей. Вот бросили веревки солдатам на берегу. Лодку потащили к скалам, где в трещины и разломы уже были забиты импровизированные причальные сваи. Элайджа видел, как Индаро первой перепрыгнула на берег. Она несла на спине небольшой вещевой мешок и высоко держала пояс с оружием. За нею через планшир попрыгали и остальные.

– Элайджа! – Гаррет, ставший одним из его телохранителей, махал ему рукой.

Элайджа кое-как поднялся.

– Да оградят тебя твои боги, мальчик, – сказал Ловчий.

Элайджа оглянулся и кивнул ему. В сердце свил гнездо страх. Он никогда не думал, что будет мяться и медлить, покидая эту лодку.

Но сейчас ему предстояло вновь войти в сточные подземелья…

* * *

Бартелл больше не молился богам. Совсем недавно он еще верил, что солдат, принявших доблестную смерть на поле брани, примут в Каменных Садах боги льда и огня. Но теперь вера угасла.

Он снова угодил в каменный застенок, и над ним нависла угроза пыток и медленной смерти. К тому же он скорбел о людях, которых невольно предал. Он пытался закрыть око разума, но оно никак не смыкалось, безжалостно показывая ему, как тащат прочь Эм, а она плачет и отбивается. Потом появлялись его маленькие сыновья – они на прощание махали ему руками из садика, залитого солнечным светом, и беременная жена устало улыбались вслед: он снова покидал семью, ведомый честолюбием воителя. Призраки прошлого крепко держали его в бесплотных объятиях и, сколько бы он ни молил их о прощении, не желали его оставлять.

Старческое тело было одной сплошной болью. После той колотой раны и пожара он так и не восстановил былого здоровья. Долгий путь подземными коридорами в эту камеру стал для него пыткой. К тому же, отбиваясь от похитителей, он сломал два пальца на левой руке, а потом так и не набрался мужества, чтобы вправить и перевязать их. Разум, потрясенный ужасом перед будущим и горем прошлого, готов был ему изменить. Бартелла оставили одного в большой камере, предназначенной для множества узников. Скользкий каменный пол был слегка наклонным, в нижней части помещения стояла вода. Он выбрал самый сухой уголок и скорчился там, баюкая сломанную кисть и пытаясь не обращать внимания на перестук крысиных коготков в темноте.

Покамест главной пыткой для него была неизвестность. Его бросили в тюрьму и не сказали за что. Видят боги, возможных причин было немало. Почем знать, не оказался ли раскрыт заговор Фелла Эрона Ли и его, Бартелла, участие в нем? Или кто-то дознался, кто он на самом деле такой? А может, и то и другое? Или его «замели» просто за сокрытие возраста Эмли? Пока его вели сюда нескончаемыми коридорами, он пытался заговорить с молчаливыми стражниками: спрашивал, за что его взяли, предлагал все свое достояние за возможность переговорить с законником… Сперва они пропускали его слова мимо ушей, потом дали в ухо, сбив с ног.

А самое ужасное – он не знал, какая судьба постигла Эм. В самом лучшем случае с ней поступят как с уклонистом – отправят в учебный лагерь, а потом на войну. Мысль о том, что нежную, тонко чувствующую Эмли заставят надеть доспехи, сунут в руку меч и пошлют убивать вражеских солдат, сама по себе была пыткой. Но этот вариант был наиболее безобидным. Худшее, что могло произойти, – они догадаются о ее роли в заговоре против императора. Или установят, что она дочь полководца Шаскары. Если так, то он даже не решался вообразить ее будущность. Бартелл раз за разом твердил себе утешительную сказочку: вот уж Броглан узнает, что их схватили, и поспешит ей на помощь, как тогда, во время пожара. Он же умница, и смелости ему не занимать, а сколько у него друзей! Но ко времени того предутреннего нападения Барт уже много дней не видел Эвана. И даже не знал, в Городе тот или нет.

Потом Бартелл задумывался, а не бросили ли его тут умирать. Может, его заточили без пищи и воды, обрекая на жестокую, но довольно скорую смерть? Предатель-разум отчасти даже надеялся, что так оно и есть: новых пыток он уж точно не выдержит. Однако Бартелл знал, что в покое его не оставят. Тогда вряд ли его потащили бы в такую даль через подвалы, когда могли с легкостью убить еще дома. Нет, его посадили сюда с какой-то целью, и была эта цель темной и страшной…