Повернувшись, она взбила подушку у себя под головой и откинулась на нее.

– А теперь помолчи, девочка. У меня очень много дел, а я уже немолода… – И она решительно закрыла глаза.

Эм устроилась поудобнее и взяла на колени коробочку, лежавшую рядом с ней на сиденье. Эту шкатулку ей доверила архивестница. Она была вырезана из белого блестящего дерева – удивительно красивая вещица. Эмли открыла крохотный золотой замочек. Внутри, как живая, переливалась Вуаль Гулона. Она была опрятно сложена по размеру шкатулки; наверху оказались два крохотных фигурных грузика. Золотой дракончик, сделанный для Эм ювелиром с Прощальной улицы. И стеклянный кролик, созданный Обтрепой… Эм погладила кролика, вспомнила несчастного стеклодува, и к глазам подступили слезы.

– Эмли…

Она подняла голову. Глаза Элайджи были открыты, он смотрел на нее. Эмли тут же упала подле него на колени и схватила его здоровую руку.

– Где мы? – Он морщил лоб, озираясь в движущейся карете. – Куда мы едем?

– Все в порядке, – заверила Эмли брата. – Мы в безопасности. Императрица решила о нас позаботиться…

Он кивнул, но у нее не было уверенности, что он как следует понял. Его веки опустились, он снова задремал. Какое-то время Эмли держала его за руку, потом ее голова поникла ему на грудь, и Эм тоже заснула.

Бежав из Города, они держались подальше от крупных поселений, не говоря уже о городах. Пересекали сушу и море, путешествуя налегке, держась непроторенных путей, убегая от прошлого…

Дни были еще короткими, когда они достигли скалистого берега острова на туманном севере. Зимы здесь бывали суровыми, лето – прохладным, а на черных пустошах круглый год завывал ветер. На острове жили спокойные диковатые люди. Они не были обязаны никакому городу или правительству, признавая власть лишь суровых богов да зимних бурь. Сперва они косились на двоих голодранцев, покрытых шрамами и с вечной печалью в глазах. Потом перестали обращать на них внимание. Никто не знал, откуда они явились. Никто и не интересовался.

Мужчина и женщина облюбовали пустующий домик неподалеку от кладбища. Обросшие мхом могильные камни покосились от свирепых ветров. Была в этом своя ирония, но место оказалось тихим, даже по меркам этого острова, а соседство с мертвыми не смущало ни его, ни ее.

Они избегали разговоров о прошлом, а о будущем боялись даже загадывать. Они вообще мало говорили между собой. Разве что о переменах погоды, о приливах и отливах. Они гордились своим урожаем, любили смотреть, как лезут зеленые ростки из земли, а в самую первую зиму еще и выстроили небольшую рыбачью лодку.

Настала весна, и женщина ощутила что-то вроде недуга. Только когда ее живот округлился, они испытали благоговение, осознав, что понесла. Они и не подозревали, что для ее израненного тела еще возможно материнство. Роды прошли тяжело, но, когда на свет выскользнул тощий и горластый младенец, оказавшийся девчонкой, Фелл заплакал – едва ли не впервые за всю свою сознательную жизнь.

Девчушка взяла от отца небесно-синие глаза и черные волосы, а от матери – нрав. На суровом острове она выросла тоненькой и сильной и с течением лет исцелила души родителей и залечила их раны.