Не из этой ли страны с прекрасной ирригацией и научно организованным сельским хозяйством прибыл в Египет на заре Первого Времени учитель земледелия Осирис, носитель титула «Владыка Южной Земли»? И не из этой ли земли, до которой можно добраться только водным путем, появился бог Тот в маске сокола, который пересек моря и океаны, чтобы принести бесценный дар астрономии и геодезии первобытным обитателям доисторической долины Нила?

Что бы ни стояло в реальности за этим преданием, древние египтяне помнили и почитали Тота как изобретателя математики, астрономии и техники. Согласно Уоллису Баджу, «они верили, что именно его воля и энергия удерживали в равновесии силы неба и земли. Именно его великие познания в небесной механике позволяли правильно пользоваться законами, на которых основана Вселенная и по которым она развивается». В заслугу Тоту ставили еще и то, что он обучил древних египтян искусству геометрии и геодезии, медицины и ботаники. Он считался изобретателем «цифр, букв, чтения и письма». Он был «Великим владыкой магии», способным передвигать предметы силой своего голоса, «автором всяческих трудов во всевозможных областях знаний, как людских, так и божественных».

Именно учению Тота, которое они ревностно хранили в своих храмах и передавали из поколения в поколение в виде сорока двух томов наставлений, древние египтяне приписывали свою общепризнанную мудрость и знание небосвода. Античные авторы, посещавшие Египет начиная с V века до нашей эры, говорили об этом знании почти со священным трепетом.

Геродот, первый из этих путешественников, отметил:

Платон (IV век до н. э.) сообщает, что египтяне занимались наблюдением звезд «в течение десяти тысяч лет». Позднее, в I веке до нашей эры, более подробно об этом писал Диодор Сицилийский:

С какой стати древние египтяне культивировали всепоглощающий интерес к долгосрочным наблюдениям звезд и почему они, в частности, хранили соответствующие записи «за невероятное количество лет»? В таких подробных наблюдениях не было бы необходимости, если бы их интересы, как предполагает ряд ученых, ограничивались проблемами сельского хозяйства. В конце концов, предсказывать смену времен года умеет каждый деревенский житель. Должна была иметься какая-то другая цель.

Более того, почему древние египтяне вообще увлеклись астрономией? Это не такое увлечение, которое по собственной инициативе могут развивать жители речной долины, сосредоточенные на земледелии. Может быть, следует серьезнее отнестись к объяснению, которое предлагают они сами: бог научил их предков изучать звезды. В то же время надо внимательнее отнестись к многочисленным намекам на мореходное дело в Текстах пирамид. И наверное, можно обнаружить еще много нового в этом отношении в древнеегипетском религиозном изобразительном искусстве, где боги изображаются плывущими на прекрасных ладьях с обтекаемыми формами и высоко загнутыми носами, явно построенными по тем же техническим лекалам, что и ладьи при пирамидах в Гизе или таинственный флот, бросивший якоря в пустынных песках под Абидосом.

Сухопутные нации редко рождают великих астрономов. Нации мореходов — совсем другое дело. Разве не может быть, что морская иконография в древнеегипетском искусстве, конструкция египетских судов и увлеченность египтян наблюдением звезд свидетельствует о наследии, которое перешло к их предкам в далеком прошлом от неизвестного народа мореплавателей? Только такой народ, такая забытая морская цивилизация могли оставить следы в виде карт, точно отражающих мир таким, как он выглядел перед концом Последнего ледникового периода. Только такая цивилизация, в течение десяти тысяч лет сверявшая свой курс со звездами, могла обнаружить и точно рассчитать явления, связанные с прецессией равноденствий, которые нашли отражение в древних мифах. И есть все основания утверждать, что только такая цивилизация могла бы измерить Землю с точностью, достаточной, чтобы прийти к масштабам Великой пирамиды.

Автограф далеких дней

До Гизы мы добрались почти в полночь. Мы поселились в отеле «Сиаг» с великолепным видом на пирамиды и уселись на балконе, наблюдая за медленным движением трех звезд Пояса Ориона по южному небу.

Именно расположение этих трех звезд, как недавно показал палеоастроном Роберт Бьювэл, послужило небесным шаблоном для расположения трех пирамид Гизы. Это само по себе замечательное открытие предполагает гораздо более высокий уровень астрономических наблюдений, геодезической съемки и строительно-монтажных работ, чем признавали ученые за древними египтянами. Но самое замечательное утверждение Бьювэла, из-за которого я направлялся на встречу с ним, заключалось в том, что три пирамиды — пятнадцать миллионов тонн прекрасно обработанного камня — возведены на земле в соответствии с картиной звездного неба в 10 450 году до нашей эры.

Если Бьювэл прав, это означает, что пирамиды, расположенные с учетом прецессионных эффектов движения звезд, оставлены нам как архитектурный автограф одиннадцатого тысячелетия до нашей эры.

Итак, Великая пирамида служит моделью и картографической проекцией Северного полушария Земли в масштабе 1:43 200. Возможность случайного совпадения исключается потому, что коэффициент масштабирования является одним из ключевых чисел расчета скорости прецессии равноденствий — одного из наиболее характерных планетарных параметров Земли. Таким образом, мы имеем дело с сознательно спланированным решением, которое может быть опознано любой культурой, обладающей (а) знанием точных размеров Земли и (б) знанием точной скорости прецессионного движения.

Благодаря работе Роберта Бьювэла мы теперь можем быть уверены в том, что с Великой пирамидой связано еще одно сознательно принятое архитектурное решение, что позволяет считать пирамиду сооружением, имеющим многофункциональное назначение. В данном случае решение было особенно амбициозным, так как оно предполагало одновременное использование Второй и Третьей пирамид, однако здесь просматриваются следы тех же древних архитекторов и строителей, которые задумали Великую пирамиду как масштабируемую модель Земли. Их «товарным знаком», судя по всему, является прецессия; возможно, им пришлась по душе ее математическая регулярность и предсказуемость, и они воспользовались прецессией для разработки плана, понятного только для культуры с высоким уровнем развития науки.

Наша культура отвечает этому требованию, и Роберт Бьювэл оказался первым, кто установил основные параметры этого плана, — открытие, за которое он уже заслужил общественное признание и, я уверен, в дальнейшем получит и научное признание[62]. Бельгиец по национальности, он родился и вырос в Александрии. Говорит он со смешанным французско-египетско-английским акцентом и демонстрирует определенно восточные манеры. Первоклассный интеллект Бьювела без устали накапливает и анализирует новые данные, относящиеся к сфере его интересов, ищет новые подходы к старым проблемам. По ходу дела, причем совершенно случайно, он превратился в «мага», владеющего эзотерическим знанием.