по приборам, которые в данный момент показывали двести тридцать километров в час.

Спустившись до привычных мне полутора тысяч, и разогнавшись почти до двухсот сорока, мотор неожиданно заглох.

— Но-но-но! Вася! — Предупреждая мой возглас, заорал дядя Саша, — Не бздеть! Василий, не бздеть!

Я внутренне, а может быть и внешне, сжался. Рёв двигателя пропал, и если не смотреть в окна, только завывания ветра говорили о том что мы летим. На мгновение я даже почувствовал себя Иваном из сказки, кукурузник так громко скрипел, что мне казалось это не самолет, а попавший в шторм летучий корабль, вот только сказка вот-вот закончится, и на землю мы грохнемся очень даже по-настоящему.

Но стрелка высотомера говорила обратное, сначала она замерла на месте, а потом медленно поползла вверх. С полутора тысяч мы поднялись до тысячи шестьсот, а скорость снизилась до ста восьмидесяти. Падать кукурузник почему-то не собирался.

Дядя Саша тоже вёл себя совершенно спокойно, словно для него это было совершенно нормально, он постоянно что-то крутил и чем-то щёлкал, тихонько бормотал себе под нос, но вслух ничего не говорил. Я же боялся спрашивать.

Станица осталась позади, пройдя над ней на высоте тысяча двести метров, мы снижались, но похоже дед делал это намеренно, потихоньку пихая штурвал от себя. Оглядевшись я заметил уходящую в сторону устья колонну из десятка машин, это означало что всё идет по плану, и одна из групп уже пошла на позицию, а вторую или еще не собрали, или она ушла раньше.

Хотели ещё вывезти из села детей и женщин, но уходить никто не пожелал, поэтому кроме пары «засадных полков» никаких отъезжающих быть не должно.

Вообще укрытий у нас было достаточно, есть и бетонное зернохранилище, и здание котельной — там вообще без окон и стены метровые, но думаю люди обойдутся погребами и подвалами, на своей земле и умирать не страшно, так вроде говорят.

У меня тоже погреб есть, и не один, надо будет что-то придумать там со светом, одежды принести, воды, еды какой-нибудь. Наверное в тот что не под домом, а отдельный, прямо на огороде.

На тысяче метров круто развернулись, потеряв при этом почти половину высоты, и выровняв самолет относительно полосы, дед пошел на посадку. Скорость быстро падала, стрелка дрожала на восьмидесяти, еще быстрее мы снижались, и в какой-то момент мне показалось что самолет просто завис в воздухе, потом отмер, земля приблизилась, толчок и знакомый скрип "уазовских«тормозов.

Я выдохнул.

— Что это было? Что с мотором? — вопросов было больше чем ответов.

— А что с мотором? — явно издеваясь, ухмыльнулся дядя Саша, — с мотором всё замечательно. Это называется посадка с имитацией отказа двигателя.

— В смысле? Какая имитация? — я аж задохнулся от возмущения, вот ведь козел старый, мог же предупредить?

— Не парься. Проверял я кое-чего, летал то давно, многое подзабыл, а случись что? Лучше уж так вспомнить, на рабочей машине. Или не прав я?

— Эх... Да ну тебя... — я поднялся, и забрав свой рюкзак, вышел из кабины.

*****

Машин, кроме моего бесстекольного агрегата возле ангара не было, поэтому оставив сумасшедшего деда «на хозяйстве», я поспешил в штаб.

Здесь тоже пустынно, парковка почти пустая, чья то нива и легковушка, из тех что катаются только по деревне. Заметил что после пережитого стресса машинально ищу высотомер, и прислушиваюсь к работе мотора, хотя и понимаю всю абсурдность своих действий.

Паркуюсь рядом и прихватив калаш, выхожу из машины. Чем дольше я таскаю его с собой, тем больше ощущаю зависимость. К револьверу и другому оружию я не чувствовал такой привязанности, а вот автомат становится чем-то жизненно необходимым, он словно очки для очкарика, или клюка для калеки.

— Самолет готов? — прямо на крыльце меня встречает Василич, — в камуфляже, с берцами на ногах и в кепке-натовке.

— А чего его готовить? Только сели. — снова ощутив пробежавший холодок, отвечаю я.

— Странно, давно тут стоим и не слышали.

Я пожал плечами.

— Ну и ладно, сели, значит сели — Василич посмотрел на часы, — давай тогда минут через сорок, нет, лучше через час, подходи сюда. Пожрать возьми суток на двое, пушку само собой, патроны. Ну и что сам считаешь нужным. Годится?

Я ещё раз киваю и иду обратно.

Конечно час это не много, но всё же лучше чем ничего.

Запрыгнув в машину, срываюсь с места, и догнав стрелку до шестидесяти, резко торможу. Надо заскочить в больничку.

— Вот ведь...

Поднятая торможением пыль тотчас оказывается в салоне, оседая на панели и креслах. Но здесь хотя бы тепло. Нужно свитер взять, а то вроде лето, а на высоте совсем не комфортно.

Снова вспоминаю о намерении вставить стёкла, но как то так, на заднем фоне. Это всё пока подождёт.

— Леонид сбежал. — на входе меня встречает Аня, но я только отмахиваюсь, это его дело, искать мне сейчас некогда, да и незачем, торчит наверное на одном из постов, пользу приносит.

Быстро объясняю Ане ситуацию, она куда-то уходит, но тут же возвращается, и мы едем домой.

— Поесть чего-нибудь, свитер мой положи, тот, с высоким горлом, термос, горелку с баллоном — несколько газовых баллончиков у нас лежат на черный день, очень удобные, хоть кур шмалить, хоть гайку какую погреть, или как сейчас, чайник «на природе» вскипятить. Ещё бинт и бутылку водки — понятно что самогон, но по инерции всё равно называю водкой.

Перечислив требуемое, идём с сыном смотреть погреб, горловина которого уже открыта, — летом всегда так делаю, чтобы просох к сезону.

Спускаюсь вниз, бегло осматриваюсь, и тут же поднимаюсь обратно. Для того чтобы переждать нападение, место просто идеальное. Спустить туда пару лавочек, каких-нибудь одеял, воды литров двадцать, лампочку повесить, что-то из питания, и всё, убежище готово.

Ночевать конечно будет не совсем удобно, но зато никуда не нужно бежать, в этом погребе можно пересидеть практически любой катаклизм.

Идём за лавками, они в сарае; старые, все в занозах, но если накрыть каким-нибудь тряпьём, то вполне нормально будет, а сдвинув вместе, вообще получим полноценную кровать.

Сразу тащим их к горловине, и обвязав веревкой, спускаем вниз.

Теперь нужно протянуть туда удлинитель и повесить лампочку, но с этим уже сын справится сам.