Джейкоб ныряет за занавески и резко разворачивается к нам.

– О боже мой! – восклицает он, и по его лицу расползается улыбка. – Разве это не было восхитительно? – (Я молча смотрю на него.) – В этом и был весь смысл. Они наконец поняли. Я устроил сцену преступления, и копы все разгадали, даже ложный след. – Он тычет меня пальцем в грудь и говорит: – Вы отлично справляетесь.

За спиной у меня Эмма бросается в слезы.

Я не смотрю на нее. Просто не могу. Но говорю:

– Я все исправлю.

Поднявшись с места, чтобы провести перекрестный допрос детектива Мэтсона, я думаю, что вместо этого у нас сейчас будет состязание, кто дальше пустит струю мочи. Он бросает взгляд на Эмму – глаза у нее красные, лицо опухшее – и прищуривается, глядя на меня, как будто в ее состоянии виноват я, а не он. И от этого мне еще сильнее хочется опустить его.

– В первый раз, когда вы говорили с Джейкобом в его доме, детектив, он процитировал вам фразу из фильма «Терминатор», верно?

– Да.

– А во второй раз при встрече с Джейкобом… он порекомендовал вам, какие тесты нужно провести с рюкзаком?

– Да.

– Много?

– Несколько.

Я беру лежащий перед Джейкобом блокнот.

– Он рекомендовал провести тест ДНК с лямок?

– Да.

– И АР-тест с внутренней стороны нижнего белья?

– Вроде бы.

– Люминол?

– Похоже на то.

– А как насчет нингидрина на лежавшей внутри карточке?

– Слушайте, я не помню их все, но, вероятно, это правда.

– На самом деле, – говорю я, – Джейкоб, похоже, знает ваше дело лучше, чем вы.

Мэтсон прищуривается:

– Место преступления он точно знал лучше меня.

– Эти тетради с записями, найденные у Джейкоба… Вы прочли их все?

– Да.

– Что содержится в остальных ста пятнадцати?

– Сюжеты серий «Борцов с преступностью».

– Вы знаете, что такое «Борцы с преступностью», детектив?

– Думаю, надо жить в лесу, чтобы не знать этого. Это телешоу о полицейских расследованиях, которое, вероятно, уже транслируют на Марсе.

– Вы когда-нибудь смотрели его?

Детектив смеется:

– Стараюсь этого не делать. Оно не вполне реалистично.

– То есть дела, которые там разбираются, не настоящие преступления.

– Нет.

– Значит, будет правильно сказать, что сто шестнадцать тетрадей, которые вы забрали из комнаты Джейкоба, полны описаний выдуманных преступлений?

– Пожалуй, – отвечает Мэтсон, – только я не считаю, что описанное в сто шестнадцатой тетради – выдумка.

– Откуда вам это известно? – Я делаю несколько шагов к нему. – На самом деле, детектив, сюжет об исчезновении Джесс Огилви прошел по телевизору до того, как эта тетрадь оказалась у вас в руках, не так ли?

– Так.

– Ее имя упоминалось в новостях, ее родители просили помощи в раскрытии преступления?

– Да.

– Вы показали, что Джейкоб появлялся на местах преступлений и хотел помогать, верно?

– Да, но…

– Он когда-нибудь сообщал вам сведения, которые вас удивляли?

Мэтсон мнется:

– Да.

– Тогда не возможно ли, особенно учитывая личное знакомство Джейкоба с жертвой, что он в этом дневнике не хвастался убийством… а скорее, как в случае с сериями «Борцов с преступностью», пытался помочь раскрытию дела?

Прежде чем Мэтсон успевает ответить, я поворачиваюсь к присяжным и говорю:

– Вопросов больше нет.

Хелен встает из-за стола обвинения.

– Детектив Мэтсон, – говорит она, – не могли бы вы прочесть запись внизу первой страницы тетради?

– Там написано: «РЕШЕНО: мной, за двадцать четыре минуты».

– А внизу шестой страницы?

– «РЕШЕНО: ими, за пятьдесят пять минут… Отлично!»

Хелен подходит к Мэтсону:

– Вы догадываетесь, что означают эти записи?

– Джейкоб говорил мне, когда я впервые увидел, как он пишет в такой тетради. Он отмечал, удалось ли ему раскрыть дело раньше теледетективов и сколько времени на это ушло.

– Детектив, – обращается к Мэтсону прокурор, – не могли бы вы прочесть запись, сделанную внизу четырнадцатой страницы, озаглавленной «В ее доме», с содержанием которой вы знакомили нас раньше.

Он смотрит на страницу:

– Тут написано: «РЕШЕНО: мной».

– Что-нибудь еще примечательное есть в этой записи?

Мэтсон смотрит на присяжных:

– Она подчеркнута. Десять раз.

За обедом я замечаю, как мой брат ворует нож.

Сперва я ничего не говорю. Но мне совершенно ясно, чем он занят: оставляет свой желтый рис и омлет, берется срезать зерна с кукурузного початка, а потом сталкивает нож большими пальцами с края стола, чтобы он упал ему на колени.

Мама без умолку трещит про судебный процесс: кофемашина в суде дает холодный кофе; и что завтра наденет Джейкоб; и про защиту, которая будет представлять свои доводы утром. Думаю, ни я, ни Джейкоб не слушаем ее, так как брат мой пытается не шевелить плечами, заворачивая нож в салфетку, а я слежу за каждым его движением.

Когда Джейкоб начинает вставать из-за стола и мама останавливает его резким притворным кашлем, я уверен, что она сейчас спросит его про украденный нож, но вместо этого мама говорит:

– Ты ничего не забыл?

– Можно я пойду? – бормочет Джейкоб и через минуту, очистив тарелку, идет наверх.

– Не понимаю, в чем дело, – говорит мама. – Он почти не ел.

Я быстро запихиваю в рот остатки еды, прошу разрешения уйти и торопливо поднимаюсь по лестнице, но Джейкоба в его комнате нет. Дверь в ванную распахнута настежь. Брат как будто испарился.

Вхожу к себе, и вдруг меня хватают, припирают к стене, а к горлу приставляют нож.

Ладно, хочу только сказать, это не первый раз, когда я оказываюсь в таком сценарии со своим братом, что, мягко говоря, угнетает. Делаю то, что, как мне уже известно, сработает: кусаю его запястье.

Вы, наверное, думаете, что он этого ждал, – нет; нож со стуком падает на пол, и я бью Джейкоба локтем в живот. Он складывается пополам, всхрапывает.

– Какого черта ты делаешь?! – ору я.

– Практикуюсь.

Я подбираю нож и сую его в ящик письменного стола – в тот, что держу запертым и где храню вещи, которые не должны попасть в руки брата.