Что-то определённо изменилось. В последовавшие дни Во постепенно сделался поразительно разговорчив — во всяком случае, по сравнению с тем, каким он был раньше.

Итак, шлюп полз всё дальше на север вдоль побережья, а её похититель обзавёлся новой привычкой — болтать немного со своей пленницей всякий раз, как завершит свой утренний ритуал. Изредка Во даже упоминал места, в каких побывал, и разные вещи, которые видел — крохотные кусочки его жизни и истории, — хотя о родителях он больше не заговорил ни разу. Киннитан изо всех сил старалась слушать внимательно, пусть иногда и было трудно: для этого человека, Во, вечерняя трапеза и убийство были, кажется, делами одного порядка. Дружелюбия в его тоне не сквозило и вовсе, так что происходящее ничем не напоминало обычную беседу. Больше было похоже на то, что такое воздействие оказывало слизанное им с иглы таинственное вещество из бутылочки-ядницы — дурманило и развязывало язык. Это нервическое возбуждение, однако, продолжалось всегда недолго, и часто после он становился зол и обидчив, давал пленнице еды меньше обычного и кидался на неё без причины, как будто она обманом заставила его открыть рот.

— Почему ты говоришь, что все женщины — шлюхи? — тихо спросила Киннитан однажды утром. — Что бы автарк ни сказал тебе про меня, я не такая. Я всё ещё девственница. Я готовилась стать жрицей. Автарк силой увёз меня из Улья и запер в Обители Уединения.

Во закатил глаза. Свойственный ему жёсткий самоконтроль, проявлявшийся в каждом действии, в эти ранние часы, похоже, давал слабину.

— Быть шлюхой — не значит… совокупляться, — выплюнул он, будто слово было противно на вкус. — Шлюха — это та, кто продаёт себя ради защиты, еды или дорогих цацок, — похититель оглядел Киннитан с ног до головы безо всякого интереса. — Женщинам нечего больше предложить, кроме своего тела, поэтому собой они и торгуют.

— А ты? Чем торгуешь ты?

— Ха, можешь не сомневаться — я такая же шлюха, — ответил он, коротко хохотнув. Во явно проделывал это нечасто — смех вышел неловкий и злой. — Как и большинство мужчин, кроме тех, что были рождены в богатстве и власти. Они — покупатели. А прочие из нас — их продажные девки и катамиты.

— Так ты, значит, тогда шлюха автарка? — Киннитан постаралась сказать это как можно презрительнее. — Ты отдашь меня ему, обрекая на пытки и смерть, только ради того, чтобы получить его золото?

Он уставился на свою ладонь и долго её разглядывал, а потом повернул к пленнице.

— Видишь мою руку? Я бы мог вмиг сломать тебе шею, или выколоть тебе глаза пальцами, или их же засадить тебе под рёбра — и убить тебя, и ты ничем не сможешь мне помешать. Так что я имею тебя. Но у меня в кишках засело кое-что, принадлежащее автарку. Если я не буду исполнять его приказы, оно убьёт меня, и очень больно. Так что автарк имеет меня.

Во встал, слегка пошатываясь в такт зыби, качающей шлюп, и скользнул по девушке рассеянным взглядом — его горячечное возбуждение вновь начало спадать.

— Как и большинство людей, ты понапрасну тратишь время, пытаясь постичь суть вещей. Мир — это шар навоза, а мы — червяки, копошащиеся в нём и жрущие друг дружку, — он повернулся к ней спиной и задержался только чтобы добавить напоследок: — Тот, кто сожрёт всех прочих — победитель, но всё равно — никто иной, как последний живой червяк в куске дерьма.

Кажется, целую вечность Вансен просидел, уставясь в почти кромешную тьму и силясь понять, что же произошло. Во всём теле он чувствовал слабость, накатывала тошнота, а в голове будто монотонно и беспрестанно били в рынду. Над капитаном стоял Сланец Голубой Кварц, рот его широко открывался, но Вансен не слышал ни звука.

"Оглох, — решил он. — Я оглох". А затем вспомнил раскат грома, сбивший его с ног, жутчайший грохот, громче всего, что он когда-либо слышал, если не считать взрывов на дне Глубин.

Вансен постарался запихнуть это кошмарное воспоминание поглубже и снова закрыл глаза. Голова закружилась так, будто он сидел в лодке, которую бурливый поток в этот же миг потащил и завертел с неумолимой силой. Вдруг, впервые за много дней, его накрыло осознание: он действительно находится под землёй — глубоко в норе, вырытой под миром, и между ним и солнцем лежит невообразимо тяжкая каменная преграда. Вот если бы только кто-нибудь взял гигантскую палку и проткнул в ней дыру, чтобы капитан вновь увидел свет, но нет — вместо этого он застрял здесь, затерявшись в недрах пещер… беспомощный, оглушённый и сбитый с толку.

— …Бросил бы подальше… — прошептал кто-то. — …Не знал…

Вансен снова открыл глаза. Сланец продолжал говорить, но теперь капитан мог его слышать, правда, очень слабо, будто фандерлинг стоял шагов за сто отсюда. И всё же это означало, что слух к нему возвращается.

В пещере находилось и множество других (между прочим, живых) фандерлингов, — но Вансен не находил среди них никого знакомого, пока рядом не возник Киноварь собственной персоной, в доспехах, каких Феррас раньше не видал: маленький мужчина был со всех сторон закрыт круглыми пластинами, отчего выглядел как помесь черепахи и груды тарелок.

— Ну, как он? — спросил Сланца магистр.

Откуда тут взялся Киноварь? Всё, что Вансену удалось припомнить — что он не ожидал встретиться с ним вновь в ближайшее время. И кстати сказать, видеть здесь Сланца Голубого Кварца ему тоже было удивительно.

— Думаю, его оглушило взрывом, — голос Сланца всё ещё звучал как сквозь подушку.

— Я не оглох, — отозвался Феррас, но фандерлинги его, похоже, не услышали. Он повторил, стараясь говорить погромче. Кажется, это сработало, потому что оба мужчины одновременно развернулись к капитану.

— Мой слух возвращается, — объяснил он. — Что произошло?

— Это всё из-за меня, — повинился Сланец; лицо его выражало тревогу. — Я нашёл несколько наших болванок со взрывчатым порошком на складе — мы проделываем ими трещины в породе — ну, и подумал: у меня нет оружия, а этой штукой можно бы отпугнуть кваров, и прихватил одну с собой. Когда я наконец дошёл сюда и увидел, что они на вас просто навалились, то запалил её, подобрался сзади поближе к вам и забросил болванку как смог далеко, — Сланец явно был огорчён. — Сила в моих руках уж не та, что раньше.

— Чушь! — возразил Киноварь. — Я и мои люди никогда бы не поспели сюда вовремя. Только благодаря тебе, мастер Голубой Кварц, к нашему приходу фаэри были оглушены и растеряны, и не смогли отступить достаточно быстро. Ты спас капитана Вансена, а возможно, даже и храм!

Таких слов Сланец, как видно, не ожидал:

— Правда?…

Вансен внезапно вспомнил последние мгновения боя.