Все прекрасно знали, что отряд генерала Суботича идет победоносно вперед, что китайские войска бегут и города сдаются. Все знали, что по китайским дорогам невозможно тащить осадные орудия. Уже Мукден давно был взят. И тем не менее и люди и животные надрывались, но волокли эти пушки и гранаты все вперед, потому что так было приказано. Можно только удивляться, что эти орудия были доставлены из Хайчена в Мукден – 110 верст – в 7 дней. Но чего не вынесет русский солдат или китайский мул?

Если у нас дают высшую военную награду за храбрость, которая иногда требует только одного мгновения воли и присутствия духа, то какую же награду давать тем людям, которые должны проявлять каменную волю и чугунные нервы 7 дней подряд, чтобы исполнить положенную задачу до конца?

В первый день наш необычайный отряд сделал около 15 верст и расположился на ночлег у деревни. Я был в совершенном отчаянии. Делая по 15 верст в день, я не мог рассчитывать скоро нагнать войска генерала Суботича.

20 сентября

На другой день утром я решил дальше ехать один. Лошадь у меня была хорошая. Местность казалась спокойною. Дорога лежала верная, так как всюду были видны следы прохождения русских войск и по пути постоянно встречались интендантские и госпитальные обозы. Хотя старший из офицеров, капитан Бржозовский, который вел эту артиллерию, обещал арестовать меня, если я попытаюсь отделиться от отряда, так как он боялся за мою безопасность, тем не менее я незаметно удрал вперед.

Взобравшись на одну из Аньшаньчжаньских гор, где погиб Страхов, я невольно остановился, слез с коня и долго любовался той величественной и великолепной картиной, которая, точно дорогая расшитая шелками ткань, растянулась по горам и долам Маньчжурии – богатейшей страны хлеба, золота и угля.

Бесконечные пашни гаоляна, чумизы и проса тянулись по равнинам, взбегали на холмы и перевалы. Хлеба давно созрели и дали богатый урожай.

На юг и запад, сливаясь с горизонтом, уходили неисчислимые красные волны – это было море вызревшего гаоляна. По всем направлениям его прорезывали длинные желтые волны – это просо. Китайцы зовут его чуцзы и сяомицза. Русские назвали чумизой. Местами хлеб уже снят и собран в стога.

Но большая часть посевов еще ожидала жнеца, который бежал в далекие безопасные деревни и в своих кумирнях и часовенках на высоких холмах молился богу войны Гуань-лаое, прося его поразить врага и спасти родину от ужасов и бедствий войны.

Повсюду видны опустевшие деревни, окруженные ивами и тополями, садики и огороды.

Благословенная Маньчжурия, житница Китая, теперь изнемогала от бедствий мятежа и войны, потрясенная и разоренная.

Сперва ее опустошали хунхузы, потом боксеры и беглые китайские войска. Теперь русские шли восстановлять порядок и мир.

Я поехал дальше. На дороге показался на лошади казак. Увидав меня и, вероятно, не признавая во мне русского, казак, пристально вглядываясь, сбросил ружье и стал наводить на меня дуло.

Я не шелохнулся и ехал навстречу. Казак опустил винтовку.

– Что ты русского не видишь, что ли? – крикнул я ему.

– Да кто ж тебя признает? У тебя и шапка такая китайская. Я тебя за манзу и принял, – ответил казак.

– Ты куда?

– Из Ляояна в Хайчен с донесением.

– Далеко до Ляояна?

– Верст 30 будет.

– Как же ты один едешь?

– Приказано.

– A по дороге спокойно? Китайцев нет?

– Совсем спокойно. В деревнях только старики да старухи остались.

– А дорогу ты знаешь?

– Как не знать? Я ведь из Охранной стражи. Здесь я каждую деревню и каждый уголок знаю. Зато и китайцы меня знают. На то казак.

Мы разъехались. Через несколько верст показались двуколки с нашими солдатами. Они ехали беззаботно, распевая песни, точно в своей деревне. To, что они были за тридевять земель от своей родины, в какой-то Маньчжурии, в стране восстания и войны – это было им, по-видимому, совершенно безразлично.

Один из них окликнул меня:

– Здравствуйте, барин!

– Здравствуйте! а вы почему меня знаете?

– А помните, в Тяньцзине, в госпитале у французов я лежал. Я одну пулю съел.

Я сейчас же вспомнил этого дюжего рыжего добродушного артиллериста, который однажды явился во франко-русский госпиталь с перевязанным окровавленным лицом и пулей во рту. Артиллериста положили на стол. Сестра Люси вымыла ему голову. С трудом поворачивая язык, солдат рассказал, как он спал в палатке на биваке и проснулся с пулей во рту. Китайская пуля пробила палатку, залетела в открытый рот спавшего мирным сном солдата и застряла в его десне. Доктор Куковеров покопался ножом и вытащил новенькую манлихеровскую пулю так быстро, что даже хлороформа не понадобилось. Артиллериста перевязали и он вернулся на бивак.

– Ну что – выздоровел?

– Совсем здоров. Как будто и не бывало!

– Вкусны китайские пули?

– Ну нет, наши орехи лучше.

По дороге я встретил еще несколько воинских команд и одного храброго русского маркитанта, единственной защитой которого были его собака и ружье. С помощью китайских рабочих он вез на мулах консервы, табак, смирновку и даже шампанское.

Путь шел вдоль железной дороги, от которой остались только развороченные рельсы, разрытая насыпь и угли от шпал. Все станционные постройки, казармы для охраны, сторожевые будки были сожжены.

Река Шахэ, возле которой генерал Суботич со своим отрядом наголову разбил китайцев 14 сентября, настолько высохла, что ее можно было перейти вброд. Железнодорожный мост через Шахэ сожжен.

23 июня 1900 года на станции Шахэ отличились: машинист Чухрый, техник Диденко и охранный унтер-офицер Падалка.

На этой станции 18 человек охраны и железнодорожных служащих были окружены скопищем в 200 человек разъяренных боксеров. Железнодорожники и охранники, под командою Падалки, засели в казарме и стали отстреливаться. Наконец, патроны у русских начали истощаться. Свирепые боксеры обложили казарму соломой и зажгли. В последнюю минуту раздался свисток паровоза, быстро подкатившего к станции. Это пришло подкрепление в 7 человек: машинист Чухрый, техник Диденко и 5 охранников, которые открыли такой отчаянный огонь и так заорали «ура», что боксеры оторопели. Унтер-офицер Падалка и все осажденные выскочили из пылавшей казармы, пробились через толпу боксеров, сели на паровоз и благополучно укатили. Боксеры бросились в погоню, но не догнали. В этой схватке храбрый машинист Чухрый был тяжело ранен в голову и плечо, но не оставил машины и увез всех людей. 3 охранника было ранено, 6 обожжено.

Проехав Шахэ, я увидел далеко среди синевших холмов 13-ярусную Белую башню Ляояна. Как каждый порядочный уездный русский город должен иметь каланчу или колокольню, так и в Китае всякий город, желающий быть почтенным, должен окружить себя кирпичными стенами с четырех сторон и построить Белую башню – «Байта», в честь Будды.