Дело получило кодовое наименование «Truncate», («Усечённый»). Дэвис стал одним из двоих, ответственных за допросы, вместе с человеком из MI-6; периодически в беседах участвовал Дэвид Келли, глава микробиологического отдела в Портон-Даун — британском военном исследовательском учреждении в Уилтшире, где занимались вопросами химической и биологической защиты. Дэвис принадлежал к небольшой группке экспертов по биологическому оружию, которых многие годы ставила в тупик советская деятельность. Во время бесед с Пасечником тому было присвоено вымышленное имя Майкл, но Дэвис знал, кто он такой. Они говорили по-английски, хотя иногда Дэвис просил о переводе — скажем, когда Пасечник пытался объяснить ему, кто такие гамадрилы. Тогда, когда Пасечник не рассказывал о Советах, он расспрашивал англичан о Великобритании, задавал вопросы о семейной и общественной жизни. Пасечник изумился, услышав, что у Келли дома есть персональный компьютер.

Дэвис с коллегой узнали от Пасечника больше, чем за многие годы шпионской работы. «Это был исключительный момент, — говорил Дэвис. — Если вы работаете в разведке, такое случается раз за всю жизнь. А может быть, и ни разу. Это был один из таких моментов. До того, как он пришёл к нам, перебежчиков вовсе не было. И не было надёжных, высокопоставленных источников информации». Он также говорил: «Побег Владимира стал одним из главных моментов, приблизивших кончину Советского Союза и конец холодной войны. Это был наш величайший прорыв».

Пасечник рассказал им нечто удивительное. Советский Союз не только превращал традиционные болезни в оружие, но и хотел создать новых возбудителей, устойчивых к антибиотикам и способных пробить иммунную защиту жертвы. Советские власти также работали над вакцинами, защищающими операторов бактериологического оружия, и датчиками, способными зафиксировать нападение. У СССР была не только обширная программа тактического оружия; внимание к чуме и оспе говорило о намерении создать оружие большой дальности — стратегическое. Пасечник отмечал, что советские власти ещё не достигли одной из главных целей — создания нового патогена для биологической войны, совершенно устойчивого к лекарствам. Но эта работа продолжалась.

Пасечник также объяснил британцам, каким образом планировалось замаскировать советскую программу — возможно, это позволили бы сделать небольшие мобильные лаборатории, которые нельзя обнаружить. Пасечник рассказал об обширной сети лабораторий и производств, работающих под прикрытием «Биопрепарата». За пятнадцать лет на них было потрачено более 1,5 млрд рублей. Там трудились десятки тысяч сотрудников. Он рассказал, что межведомственный научно-технический совет, где когда-то работал Домарадский, отвечал за военный бактериологический проект. Пасечник сообщил также, что СССР подготовил для НИИ систему фальшивых бюджетов, показывающих, что они работают над невинными гражданскими проектами в области биотехнологий.

Сначала Пасечник колебался, но со временем он стал более уверен в себе. «Он был очень хорошим источником», — говорил Дэвис. По его словам, Пасечник говорил только «о том, что знал лично, или из данных, к которым он имел доступ, или что ему рассказали, или что он узнал, просто болтая с другими людьми. Он никогда и ничего не преувеличивал».

Прошло всего три месяца с тех пор, как комиссия Политбюро собралась в кабинете Зайкова, чтобы обсудить прикрытие для своей программы, а Пасечник уже выкладывал британцам секреты Кремля. Его информация помогла Великобритании составить список из двадцати отговорок, которые СССР мог бы использовать для сокрытия своей нелегальной деятельности. По мере того, как Пасечник говорил, британские политики понимали, что некоторые предположения, из которых они исходили в последние десятилетия, были ошибочными.

За два года до этого Джонс, написавший докторскую диссертацию по металлургии, стал руководителем отдела DI-53 британского Минобороны. Отдел занимался анализом разведданных о ядерном, химическом и биологическом оружии, поступавших из самых разных источников. В основном они занимались ядерными и химическими материалами; по словам Джонса в его отделе было всего два специалиста по химическому и биологическому оружию. Одним из них был сам Дэвис.

Когда в конце 1950-х британцы отказались от своей программы биологического оружия, они исходили из предположения, что самое эффективное средство сдерживания — это ядерное оружие. Этим соображением они и руководствовались с тех пор. «В тот же год, когда мы создали наш ядерный потенциал, мы закрыли программы разработки биологического и химического оружия, — говорил Джонс. — Ядерного было достаточно». Затем, в начале 1970-х, была подписана конвенция по биологическому оружию, и британские дипломаты сыграли в этом событии важную роль. Тогда было популярно мнение, что биологическое оружие в современной войне бесполезно. «Это не средство сдерживания, его трудно использовать для обороны, и в целом оно не вписывалось в западные представления о полезном военном материале», — вспоминал Джонс. Ещё одним доводом было решение Никсона закрыть американскую программу в 1969 году. Джонс также говорил: «У русских есть ядерное оружие — зачем им нужно биологическое?» Британцы допускали, что если СССР что-то и делает в этой области, то пытается создать усовершенствованное химическое или биологическое оружие ближнего боя, испускающее токсины — возможно, какое-то гибридное химико-биологическое оружие. Они предполагали, что такое новое оружие будет использоваться против солдат на поле боя. «Была мысль, что именно за этим гонятся русские», — говорил Джонс.[643]

Но беседы с Пасечником открыли британцам глаза на куда более широкий спектр оружия, от тактического до стратегического. Советская программа была гораздо смелее, чем Запад мог себе представить. Это стало очевидно, когда Пасечник начал рассказывать о патогенах, о которых знал больше всего, вроде Yersinia pestis, возбудителя чумы. Пасечник говорил, что много внимания они уделяли усовершенствованию лёгочной чумы как основы для оружия; в советских институтах оптимизировали её производство, хранение, технику распространения в виде аэрозоля и устойчивость к антибиотикам. Пасечник рассказал что в его институте работали над разными моделями возбудителя чумы, чтобы создать своего рода суперчуму.

Одним из леденящих душу рассказов Пасечника было сообщение о том, что советские военные уже изготовили оружие на основе чумы и заливали его в некоторые боеголовки; заряды нужно было пополнять каждые несколько месяцев. Чтобы выпускать достаточно этого вещества, они нарастили производственные мощности и теперь могли получать до двух тонн в год. Пасечник рассказал, что военные испытывали чуму на павианах на острове Возрождения в Аральском море вплоть до 1989 года.

Секреты лились рекой, но особенное внимание англичан привлекло упоминание чумы. «Её не станешь применять на поле боя, — говорил Дэвис. — Если вы используете чуму, значит, вы собираетесь уничтожить чужую страну. Точка. Вот о чём идёт речь.[644] Чума — это инфекционное заболевание. Вспомните, в XIV веке чума унесла жизни трети европейцев. И болезнь быстро делает своё дело. Если не начать лечение хотя бы в течение ближайших 12–24 часов, вы умрёте, получите вы антибиотики или нет».