Но пока дело до этого не дошло, генерал снисходительно, не горячась, принимал аргументы своего подчиненного.

В Зуе попили чаю, и Струве начал прощаться, чтобы вернуться в Иркутск засветло. Генерал протянул руку:

– Я имел на вас большие перспективы, Бернгард Васильевич…

– Позвольте спросить: почему в прошедшем времени? Я вас разочаровал? – натянуто улыбнулся Струве.

– Нет. Просто я скорее всего уже не вернусь в Восточную Сибирь.

– Что вы такое говорите, ваше превосходительство?! Почему?! – воскликнул Струве.

– По всему выходит, что государь мне не доверяет, а я без его доверия служить не могу и не хочу. Быть безмолвным свидетелем того, что творится в ущерб Отечеству, – преступно. Лучше уйти…

– Как же мы без вас?!

– Другому, может быть, больше поверят. – Генерал пожал руку молодому чиновнику и вдруг порывисто обнял его. – Прощайте, друг мой! Не поминайте лихом.

Вот об этом прощальном разговоре напомнила мужу Екатерина Николаевна. И добавила:

– Я хотела, чтобы мысль об отставке перестала тебя угнетать.

– Ни о какой отставке я уже не думаю, – почти сердито сказал Николай Николаевич. – Я хочу срочно подготовить записку государю по китайскому вопросу и по Амуру с учетом угрозы войны. Ты мне поможешь?

– А ты что, сомневаешься? Я же всегда и во всем с тобой. Твои заботы – это мои заботы. Вот, перед лицом моей покровительницы, – они как раз вышли на Невский, к церкви Святой Екатерины Александрийской, – клянусь быть такой, какая тебе нужна и в радости, и в печали.

Екатерина Николаевна остановилась, повернулась к мужу и, притянув его за отвороты шинели, крепко поцеловала.

4

Государь устроил не аудиенцию, а целое совещание. За столом для заседаний в нижнем кабинете сидели сыновья императора Александр и Константин и новые министры: военный – Долгоруков и внутренних дел – Бибиков. На столе была расстелена карта Восточной Сибири. Вошедшему вслед за секретарем Муравьеву одного обостренного взгляда хватило, чтобы оценить обстановку: Николай Павлович через лупу разглядывал на карте низовья Амура, Константин Николаевич что-то тихо ему пояснял, остальные сидели так расслабленно и вальяжно, что в воздухе явственно ощущалось благодушие. Атмосфера столь разительно отличалась от той, в которой проходило каждое заседание Амурского комитета, что генерал-губернатор почувствовал, как с его плеч свалилась гора, которую последние несколько дней громоздило на него напряжение всех душевных сил, и понял, что изложенный в записке его неоспоримый аргумент о необходимости срочной организации защиты Камчатки, теперь уже в связи с приближающейся войной, сработал.

– Проходи, Муравьев, садись, – сказал император, положив лупу и распрямляясь. Муравьев занял стул рядом с Бибиковым. – Записку твою мы прочитали и сейчас сравнивали ее данные с докладной подполковника Ахте. Выходит, его экспедиция первой подтвердила, что Хинган не доходит до Охотского моря, а поворачивает в Китай.

Муравьев встал:

– Никак нет, ваше величество. Первыми это установили подпоручик Орлов и лейтенант Бошняк из Амурской экспедиции. Они астрономически определили истоки рек, стекающих с Хингана к Амуру и Охотскому морю, и фактически доказали, что горы, по вершинам которых определялась граница по Нерчинскому трактату, идут не на северо-северо-восток, а поворачивают на юг и пересекают Амур выше течения Сунгари…

– Знаю, знаю, – перебил Николай Павлович. – Из доклада Ахте, из твоих писем уже все знаю. Значит, это все, – он махнул ладонью от Нижнего Амура до побережья Татарского пролива, – наше?

– Наше, – кивнул Муравьев. – И надо немедленно занимать Кизи и Де-Кастри.

– Слышишь, Василий Андреевич? – обратился император к военному министру. – Прикажи нынче же летом основать в этих точках военные посты.

– Слушаюсь, ваше величество! – откликнулся, вставая, министр, подтянутый пятидесятилетний генерал-лейтенант.

Он улыбнулся генерал-губернатору, и Муравьев вдруг вспомнил, где он видел эту широкую улыбку под черными усами на суровом волевом лице: польская кампания 1831 года, юный поручик Муравьев за отличие в сражении при деревне Рудки награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом; такой же орден получает штаб-ротмистр князь Долгоруков, и два молодых офицера радостно улыбаются друг другу. Тогда они вместе отметили награды и могли бы, наверное, подружиться, но события войны развели их судьбы, и вот только теперь, через двадцать два года, они вновь встретились лицом к лицу и, слава богу, не по разную сторону баррикад.

– Генерал-адмирал, – повернулся император к Константину Николаевичу, жестом останавливая его попытку встать, а вторым жестом разрешая генералам сесть, – следует продумать, сколько и каких кораблей отправить в подкрепление Сибирской флотилии. А то она у нас числится как флотилия, а служит там лишь корвет «Оливуца».

– Нет, ваше величество, есть еще два военных транспорта и два бота. А кроме того, в Тихий океан идет эскадра Путятина.

– У Путятина переговоры с японцами, – отмахнулся Николай Павлович.

– А после переговоров? Путятин вернется в Петербург посуху, а корабли-то останутся там, на Тихом океане. Посылать же туда дополнительные силы нельзя – они могут понадобиться здесь, для войны с Турцией.

– М-да-а… Война, война… – сказал император. – Вот видишь, Муравьев, как же я буду из Кронштадта защищать новые земли?

– А зачем из Кронштадта? Можно и ближе, ваше величество. – Муравьев указал на течение Амура. – Теперь, когда есть Забайкальское казачье войско, нужно будет создавать и Амурское. А там, глядишь, и Уссурийское.

– У Николая Николаевича, – подал голос до того молчавший цесаревич, – идефикс – новые казачьи войска.

– Казачьи войска, ваше высочество, по моему разумению, есть наилучшие иррегулярные военные подразделения. В мирное время сами себя кормят и границы охраняют, а во время войны и походов – самые подвижные и в наступлении, и в погоне за противником. И за все про все им надо лишь освобождение от податей и рекрутских наборов…

– Стоп! – Император поднял обе руки, как бы останавливая ладонями разгорающийся разговор. – На тему казачьих войск дискутировать не будем. У нас теперь новый военный министр, он к казачьим во́йскам относится иначе, чем князь Чернышев. Нужны будут новые во́йска – создадим. Что еще по Нижнему Амуру? Указ о подтверждении границы с Китаем и признании за Россией амурских земель я подпишу сегодня же… – Он посмотрел на Муравьева с невысказанным вопросом: все ли учтено?

– Амурская экспедиция бедствует, государь, – поспешил отозваться генерал-губернатор. – Я писал об этом не единожды. Российско-Американская компания относится к ней, как к нелюбимой падчерице, держит на голодном пайке, поэтому надо как можно скорее делать ее государственной. Невельской и его офицеры заслуживают самой высокой оценки: в невероятнейше суровых условиях, с ничтожными средствами, они собирают ценнейшие сведения, полезные не только для ныне живущих, но и на многие годы вперед.