— Прощай, сержант! — Тарас Веточкин бросился на землю, перекатился и, увидев поворачивающийся в его сторону ствол «АКМ» в руках боевика, убил его из своего «АКМ».

Позади колонны выстрелы еще более участились и стали охватывать обширную площадь. Веточкин услышал неподалеку мат Лапина и вдруг почувствовал слабое, но быстро усиливающееся жжение в левом бедре.

— Ранили, — без всякого энтузиазма прошептал Тарас. Он увидел выскочившего к нему капитана ВВ с блокпоста и успел подумать, теряя сознание: «Менты подоспели».

Оказывается, Земля видится голубой не только из космоса, но и изнутри.

Бликующий и странно зеркальный контур человека — человека ли? — не удивил далай-ламу. Он был чужд удивлению.

— Пойдем, — сказал лазурный лама, — в конце концов ты должен знать, что знал всегда, во все свои реинкарнации.

Понятие «пойдем» в толще хорузлитно-лунитной оболочки в корне отличалось от такого же понятия на поверхности Земли. Лазурный лама как бы отобразил в своей зеркальности нужное пространство, и у далай-ламы создалось ощущение, что они остались на месте, а пространство хорузлита стало двигаться им навстречу. Ощущение было бы полным, но интенсивность бликования лазурного ламы показывало, что движутся все-таки они. Неожиданно для самого себя далай-лама понял, что он уже не телесен, а, как и лазурный лама, контурен и зеркален…

Не объяснимое словами действие хорузлитно-лунитной оболочки можно охарактеризовать одним словом — безмятежность. Этого никогда не понять людям поверхности, но попробовать можно. Представьте, что вы абсолютно защищены от суеты, от забот о хлебе насущном, от страха, тревоги, неудовлетворенности. Вы точно знаете, что вас не обидят, не ударят и не убьют. Знаете, что вас любят. Вы не ведаете о скуке, не терзаетесь думами о смерти. Вам не приходится задумываться о здоровье, ибо вас не облегает со всех сторон самый коварный и подлый предатель — тело человеческое. Вы… в общем, представили, а теперь забудьте — это грубая профанация сути.

…В хорузлитно-лунитной оболочке все по-другому, никаких аналогов на поверхности земли подобрать невозможно.

— Вот и Гималаи, — обратился к далай-ламе лазурный. — Взгляни на них изнутри.

Гималаи изнутри были красивы. Далай-лама увидел нечто красное с голубым и разноцветно-лучеобразно-пронзительным. Какая-то подмигивающая прозрачная яркость, наполненная упругой стремительностью. Оказывается, символы имеют зримую и невероятно чистую огранку, далай-лама видел это и даже понимал, хотя и не смог бы объяснить природу своего понимания. Так он вдруг увидел Будду, ярким контуром прочерченного — этакая пульсообразная графика — внутри горы Кайлас. Будда был обнаженной женщиной, стоящей с широко расставленными ногами, и между ног у него был ослепительный свет.

— На поверхности не понимает сути никто, — вошли в далай-ламу слова, — кроме тех, кто обязан это понимать.

Хорузлитно-лунитная оболочка как бы служила постаментом для Гималаев, между ними не было прослойки, и когда далай-лама увидел Эверест изнутри, это оказалось лишь конусообразное пространство, наполненное нежной, живой и золотисто-светящейся пылью.

Нельзя сказать, что далай-лама был полностью готов к пониманию увиденного, в глубине души он понимал, что этого понять невозможно, но вера, ее энергетический акцент, помогала ему.

— Миром правят элохимы, — охрусталенные слова вошли в мысли высокопоставленного священника, — среди которых одни знают о своем внеземном происхождении, а другие нет. Ты не знаешь об этом, правитель Тибета.

— Я, — далай-лама увидел, как по зеркальному контуру лазурного ламы забликовали серебряные капельки, напоминающие дождь, и тотчас же исчезли, — элохим?

— И только поэтому ты правитель Тибета, но не задумывайся об этом. На земле ты просто статик-раб и даже не вспомнишь о своем элохимстве.

Возможности хорузлитно-лунитной оболочки потрясали. Находясь в ней, можно было, лишь бы возникло желание, увидеть подробность поверхности и толщи над хорузлито-лунитом, а можно было окинуть одним взглядом огромное пространство, словно из космоса. Какие-то голубоватые, в зеленых искорках, потоки пронизывали Гималаи, сплетались в единое русло неподалеку от Монголии и почти под прямым углом широкой и водопадной спиралью опадали в хорузлит.

«Что это?» — подумал далай-лама.

— Это неиссякаемые потоки смерти, — певучая мелодия образов возникла в далай-ламе, — потоки энергетики непрерывно умирающих статиков Индии, Непала, Тибета, Сиккима, Монголии и России, а ниспадание спирали в хорузлитно-лунитную оболочку — дорога в Ад через нее.

Далай-лама обратил внимание на то, что со стороны хорузлита постоянно устремляются в бездну поверхности огненные, излучающие отчаяние, всполохоискры, внося в безмятежность и грандиозность, открывающиеся взору из хорузлитно-лунитной оболочки, легкий фон дисгармонии.

— Это будущие младенцы, — пропело молчание, — возвращение жизни из первичности Ада в его вторичность.

— А какое отношение имеет к Гималаям Россия? — мысленно задал вопрос далай-лама.

— Она воздействует на весь статический мир поверхности и даже на промежуточный мир качественного человечества. Россия расположена на эрогенной точке земного шара. Впрочем, ты все это отлично знаешь, правитель Тибета, и всегда знал, просто сейчас тебе это ни к чему.

— А какова природа смерти?

— Ее присутствие и всевластие прекрасны. Смерть — путеводная звезда в бесконечности — это цель. Статики и мы лишь сталкиваемся с прикосновениями смерти, но еще никому, кроме нескольких единичных особей из статик-рабов, не удалось остаться в ней навсегда, все возвращаются в уродство жизни. У элохимов и демиургов, конечно, другие отношения со смертью, а единичные статики, ушедшие в смерть навсегда, по всей видимости, и не статики, а обыкновенная агентура, внедренная ею же — Смертью. Но хватит об этом, правитель Тибета. Пройдем в нейтральный зал, я познакомлю тебя с тобой.

По зеркальному контуру лазурного вновь забликовали серебряные струи непонятного дождя и резко исчезли.

Человечество любит пощекотать себе нервы необыкновенным и мистическим. Зеркала и кошки всегда были объектами шизоидной любви, всегда были не до конца понятными. В зеркалах и кошках присутствует нечто ироничное и отстраненное, какая-то уютная чужеродность. Христианство и мусульманство в своих истоках запрещали смотреться в зеркало под страхом отлучения от веры. А кошки то обожествлялись, то подвергались гонениям, особенно в Европе средних веков. Их сжигали на кострах инквизиции вместе с еретиками. «Антикошкизм» иногда достигал уровня антисемитизма. Они — зеркала и кошки — до сих пор вызывают наше недоумевающее непонимание.

Зеркала, завешиваемые полотном в доме умершего. Зеркала, поставленные друг перед другом с зажженной свечой посередине, дорога в параллельность. Зеркала в ночь перед Рождеством. Зеркала, подносимые ко рту умирающего. Разбитое зеркало — к смерти, оно разбивает образ на два автономных образа. Зеркала и кошки…