7 октября правительство провозгласило ежегодным праздником в память о великом событии. Тициану, великому художнику республики, заказали большую фреску, которая бы изображала сражение. Но он отклонил эту просьбу, так как от короля Филиппа II уже принял заказ на тот же сюжет. В том году художнику исполнилось восемьдесят три, он являлся не только великим мастером Венеции, но и считался одним из лучших в Европе. В конце концов не венецианское правительство, а именно король Испании покровительствовал Тициану и выплачивал ему пенсию! Венецианцы это знали, им ничего не оставалось делать, кроме как поручить работу кому-нибудь другому.

Желающих принять заказ было немало. Вместо Тициана фреской занялся пятидесятитрехлетний Тинторетто, чья слава на тот момент находилась в зените. К тому же что касалось масштабных полотен, то здесь Тинторетто однозначно превосходил Тициана.

Художник сразу же принялся за работу. Его картина, предположительно изображавшая момент смертельного ранения Агостино Барбариго, была закончена три года спустя, в 1574 году. Работа украсила собой один из залов Палаццо Дукале, но, к сожалению, была уничтожена пожаром 1577 года. Позже Андреа Винцентино создал полотно на тот же сюжет. Сейчас работа находится в Сала-дела-Скрутинио — в избирательной палате Палаццо Дукале. В центре картины изображен Веньеро, Барбариго на ней нет.

Но несмотря на триумфальную осень 1571 года, Венеция не устраивала пышных празднований в честь прибытия адмиралов-победителей. Хоть сражение при Лепанто было выиграно, перед Венецией, как и прежде, стояла масса нерешенных проблем.

Веньеро планировал сразу вернуться на восток. Теперь, когда практически все Средиземноморье было открыто, а турецкий флот потерпел поражение и многие пиратские капитаны нашли свое последнее пристанище в водах у Лепанто, венецианцы могли смело потребовать обратно свои базы вдоль берега Пелопоннеса, некогда захваченные османами. Они могли вернуть и недавно потерянный Кипр, который еще не был полностью оккупирован. На Корфу Веньеро убедительно предлагал дону Хуану именно этот курс действий.

Но молодого главнокомандующего опьянила великая победа, которую называли его заслугой. И то, что этот успех не являлся результатом многолетнего скрупулезного планирования, а просто упал ему с неба, еще больше кружило голову. Все свои силы, а точнее, волю дон Хуан положил на победу у Лепанто. Теперь же молодой принц был более не в состоянии объективно рассуждать. Он не понимал, что эту удачу можно было развить в дальнейшие победы. Посланники испанского короля, как и раньше, утверждали, что сейчас не сезон для мореходства. Колонна, уже прикидывавший в воображении, какие награды он получит от Пия V, когда вернется в Рим, тоже не собирался снова выходить в море.

Веньеро был один. Дни шли, и, казалось, дон Хуан забыл о духе братства, который объединил их всех сразу же после сражения. Более того, он впал в ярость, узнав, что Веньеро отправил в Венецию корабль с вестью о победе, не спросив его позволения. Отношения между испанскими и итальянскими командующими снова испортились. Не хватало Барбариго, который умел одновременно отстаивать интересы Венеции и усмирять дона Хуана и Колонну.

Следующую встречу союзников назначили на весну 1572 года. На этот раз решено было встретиться не в Мессине, а на Корфу.

Как только этот вопрос был улажен, дон Хуан отплыл с собственной флотилией на запад. Колонна, взяв свою долю захваченных кораблей, направился к Анконе порту Папского государства на Адриатическом море. Оттуда он собирался добраться по суше до Рима, где его ожидало роскошное чествование, организованное самим папой. Корабли остальных стран, в том числе и галеры Дориа, тоже отправились домой.

На Корфу осталась лишь венецианская эскадра. Венецианцы не могли в одиночку выступить на восток Средиземноморья, но вместе с тем только так они могли защитить Корфу (по сути — выход в Адриатику) и Крит (венецианскую базу в Эгейском море).

Позже, весной следующего года, союзники договорились снова собраться на Корфу Однако венецианская эскадра осталась у острова еще за полгода до этой встречи. Дело в том, что Венеция предчувствовала, что состав объединенной флотилии будущего года окажется уже иным.

Дон Хуан вернулся в Мессину 1 ноября. Здесь, на южном острове Сицилия, во владениях испанского короля, моряки собирались перезимовать, купаясь в лучах славы.

Несколькими неделями позже Веньеро один отправился обратно в Венецию, но не для того, чтобы поспеть к триумфальному чествованию. Его официально вызвало правительство.

В Константинополе Барбаро все так же жил при заколоченных окнах. Хотя посол целыми днями работал при свечах, он даже не пытался собирать какую-либо информацию, с тем чтобы потом отправить на родину. До него дошло известие о возвращении пирата Улудж-Али и тридцати одного корабля. Это было 18 ноября, то есть спустя месяц и десять дней после сражения при Лепанто. Посол Барбаро логически догадался, что прибывшие корабли — единственные уцелевшие в битве. Как обычно, он тайно (шифровкой) направил эту весть в Венецию.

Несколькими днями позже Барбаро впервые за последние полтора года вдохнул свежий воздух. Он получил приглашение от великого визиря Сокуллу. Но если до этого посол привык общаться с великим визирем через еврейского доктора, то на сей раз его приглашали на официальную встречу.

Посланник оделся согласно придворному этикету, а затем, сопровождаемый тремя помощниками и переводчиком, покинул посольство. Шестидесятилетний Барбаро боялся, что с непривычки ему будет сложно ехать весь путь верхом. Но, спустившись со склона в направлении к Золотому Рогу, они увидели ожидавшую их личную лодку посла, которой тот давно не пользовался.

Они сели в лодку, пересекли Золотой Рог и высадились в Константинополе, прямо на противоположном берегу. Оттуда посетители поднялись на невысокий холм, повернули налево и вошли в главные ворота дворца Топкапи.

Барбаро и прежде слышал, что окрестности Золотого Рога переживают не лучшие времена, но убедиться в этом воочию было совсем иным делом. Хоть торговля никогда и не являлась сильной стороной Турции, все же упадок был очень заметен. Империя кое-как опиралась на греческих и иудейских подданных, но полное прекращение коммерческих отношений с Европой привело к невосстановимому экономическому регрессу. И если столица пребывала в столь плачевном состоянии, можно было лишь догадываться, как скверно обстояли дела в Сирии и Египте. Даже на Родосе, теперь входившем в турецкие владения, о былом процветании острова оставалось лишь вспоминать. Без сомнения, это ожидало и Кипр.

Иными словами, пострадали не только западноевропейские купцы. Турки тоже были ослаблены событиями, связанными с торговлей, хоть это не умаляло их стремления расширять свои территории. Такое положение дел вгоняло Барбаро, представлявшего интересы Венеции, в немое отчаяние.

Пройдя через главные ворота дворца Топкапи, он пересек широкий внутренний двор с многочисленными дорожками. Справа от него находился большой продовольственный магазин, снабжавший весь султанский двор. Налево стояли бараки гвардейцев. Пройдя по центральной дороге, можно было дойти до вторых ворот, за которыми находилась библиотека и приемные залы — так называемые публичные и церемониальные помещения султана.