покорно склонив головы, и вышли за дверь. Рамон двинулся, чтобы закрыть ее на ключ, который он быстро спрятал в карман брюк.

Он потянулся к ремню, расстегнул его и вытащил из петель, а я поспешила встать с кровати. — Мне надоело играть в доброту, — он подошел ко мне, и я вызывающе вскинула подбородок.

Он схватил меня за волосы и снова толкнул на матрас лицом вниз, я сильно сопротивлялась, пытаясь подняться, но его рука крепко сжала мой позвоночник. Он разорвал заднюю часть моего платья, разорвав молнию, а его ноги обхватили мои, чтобы удержать меня на месте, когда я пыталась пнуть его. Я зарычала на простыни, сильно дергая за стяжку на запястьях, пытаясь сорвать ее, пульс гулко стучал в моем черепе.

Рамон вдруг хлестнул меня ремнем по лопаткам, и моя кожа вспыхнула огнем. Я не дала ему удовлетвориться моим криком. Даже когда он делал это снова и снова. Я вцепилась в покрывало и терпела каждый удар, кожа горела под каждым выпадом. Но это не имело значения. Он мог заживо разделать меня, и я все равно пришла бы за ним. Я все равно стану его смертью.

Рамон задыхался, когда остановился, наклонился и прижался ртом к моему уху, пот на его лице заставлял его кожу прилипать к моей. Его рука спустилась вниз по моим бедрам и схватила мою задницу, лапая меня. — Я сломаю тебя, Саша. Ты снова научишься быть послушной женой. Если боль не поможет, есть и другие способы…

Глава 42

Николи

Мы сидели в темном моторном отсеке огромной яхты, ожидая, когда она отчалит от берега, с кровью наших врагов на коже. Чтобы попасть на борт, нам пришлось убить всего двух охранников, и с такой большой яхтой и такой большой командой мы были уверены, что их отсутствие останется незамеченным на какое-то время.

К тому же, не было похоже, что здесь можно найти какие-либо тела. Мы привязали их к паре тяжелых ящиков, оставленных на палубе, и сбросили за борт, чтобы акулы могли полакомиться. Вкусная закуска в виде тупоголовых ублюдков перед сном. Я был чертовым героем морской фауны, обеспечивая пищей голодных существ и избавляя их от необходимости самим добывать ее.

Я был одет в чистый черный свитер и пару джинсов, которые принес Фрэнки, чтобы я переоделся. Рокко вытащил пулю из моей руки и наложил швы, а Энцо вколол мне здоровую дозу морфия, который заглушил боль и оставил меня парить на облаке счастья, где я мог сосредоточиться на своем сильном желании вырезать сердце Рамона Эрнандеса и положить его к ногам Уинтер.

Я смотрел между своими тремя братьями в затемненном помещении, пока мотор рычал, а лодка покачивалась на воде, прежде чем отойти от причала. Рокко негромко напевал себе под нос, звучало это как «Hickory Dickory Dock30», и я вопросительно поднял на него бровь.

— Рокко всегда ассоциирует убийство с детскими стишками, — сказал Энцо, закатывая глаза и крутя между татуированными пальцами зловещий нож.

— Может быть, это потому, что нашу маму убили, когда я был наиболее настроен на их восприятие, — ответил Рокко, выгнув бровь, и посмотрел на меня.

Мы не говорили о нашей умершей маме. Но иногда мне казалось, что он хочет спросить меня о ней, узнать, помню ли я ее. Энцо и Фрэнки, вероятно, не помнили. Они были слишком малы, когда ее убили. Но если я напрягу свою память до предела, я был уверен, что смогу вспомнить кое-что. Прикосновение ее руки к моей щеке, то, как она смеялась, когда танцевала с нами, песни, которые она пела, когда укладывала нас спать…

Впрочем, это был разговор, который мог подождать. Сейчас мне нужно было казнить члена Картеля Домингеса. Вернее, не просто члена. У Ромеро было не так много людей, с которыми они осторожно смешивались, но наркокартели были одними из них. Они были достаточно большими и жестокими, чтобы создать реальные проблемы в Синнер-Бэй, если им вздумается. Ромеро также могли причинить им серьезную головную боль в ответ, если бы они попытались слишком сильно им помешать. Таким образом, между двумя преступными организациями установился взвешенный мир. Мафия и картели не смешивались друг с другом, если только им это не требовалось, и тогда сделки тщательно заключались, чтобы избежать кровопролития. Однако в том, что мы делали сегодня, не было ничего осторожного.

То, что мы собирались сделать, вполне могло начать войну. Именно поэтому мы не могли оставить свидетелей в живых на этом корабле. Именно поэтому мы ждали, пока окажемся далеко в море, чтобы нанести удар там, где нас никто не сможет увидеть. Картель Сантьяго в любом случае с радостью припишет себе заслугу за этот удар. Кроме того, они первыми нанесли удар по нам, пытаясь убить меня. И каким бы страшным ни был Картель Домингеса. Никто не наносил ударов по Ромеро и оставался в живых, чтобы рассказать об этом.

Фрэнки возился с глушителем на своем пистолете, казалось, что он погрузился в раздумья, поправляя его без необходимости.

— Во всех своих самых смелых мечтах я никогда не мог представить, что окажусь на такой работе со всеми тремя своими братьями, — негромко сказал он, с улыбкой глядя на меня. — Как вы думаете, это судьба свела нас вместе или просто глупое везение?

Я хмыкнул, пожав плечами, но нет, я не верил в судьбу. Если для меня было судьбой снова найти своих братьев и найти Уинтер, затерявшуюся в снегу в тот день, то для меня также было судьбой, что меня украли, что моя мать умерла, что мою дикарку пытали несколько месяцев подряд. Я не верил ни в какую форму судьбы, ни в какое божество, которое могло выбрать столь суровые вещи, чтобы они произошли с людьми.

— Я думаю, что хреновые вещи просто случаются, — сказал Энцо. — Особенно с такими хреновыми людьми, как мы.

— Я выпью за это, — пробормотал Рокко.

Мои пальцы зудели от желания обхватить горло Рамона, и когда шум мотора стал громче, а толчки в моем нутре говорили о том, что лодка набирает скорость, я поднялся на ноги.

— Пора начинать, — сказал я. Не спросил, а сказал. Мне было все равно, думали ли они, что мы уже достаточно далеко от берега или еще нет, моя дикарка была где-то на этой лодке с этим чудовищем, и я отказывался оставлять ее с ним хоть еще на минуту.

Мои братья, казалось, поняли это и тоже встали, каждый из