Петр опять вспомнил Белову, свое впечатление: Хозяйка Медной горы.

И опять треп рабочих: как в спектакле Белова – так на минус седьмом с техникой какая-нибудь жопа. Ирина вошла в театр – и больше ее не видели. Был как раз спектакль Беловой. Ложная пожарная тревога. И какая-то «жопа» на минус седьмом этаже. Какая может быть жопа, если реконструкцией минусовых этажей – сказала же экскурсовод! – занимались передовые западные компании, лидеры отрасли? Пожарная тревога в тот день оказалась ложной.

Пожара не было. А что – было?

Петр ощутил щекотку в затылке. Не страх, который обычно мешает – видеть, оценивать, реагировать. А здоровое чувство, что находишься на чужой территории. Где ничего не понимаешь. Где свои законы. Где надо держать ухо востро. Не верить никому и ничему.

Он еще раз проверил телефон. Тот был глух и нем. «No service».

Петр был на минус седьмом этаже.

4

Петрович в наушниках смотрел на экран. Запустили. Господи теперь помоги… Только никакой жопы на этот раз. Пожалуйста.

Все ребята-техники столпились. Смотрели на экран. Вокруг брякала, бряцала музыка, соединяя в одно гремящее целое все пазухи, карманы, кулисное пространство, сцену, зрительный зал, в котором сейчас сидела горстка своих. Но несмотря на то, что зрителей почти не было, на сцене танцовщики работали в полную силу.

Даже отсюда, из кулис, с технического пульта, было видно, как на пируэтах от Беловой летят брызги пота. Как течет пот в вырез на груди. Лицо под влажным гримом было ровного фарфорового цвета.

Но на сцену они не смотрели.

Первый прокат «Сапфиров».

Монтировку и машинерию проверили накануне. Все работало идеально. Почти беззвучно. Включая гигантский пресс, который приводил в движение металлические конструкции на сцене. Да любой звук машин все равно бы потонул в этом лязге. «Музыка говно» – был приговор Петровича. А вот машинерии он поставил высший бал. «Хруничевцы молодцы». Он с любовью смотрел на экран.

Там, внизу, в недрах, пресс был похож на гигантское насекомое.

Все они смотрели на него.

5

Телефон завибрировал, когда Петр стоял в просвете между двумя электронными блоками. Номер был конголезский. Журналистка. Петр ответил немедленно:

– Да?

Она молчала. Петр подумал, что связь опять пропала. Глянул: нет, соединение идет.

– Ребят расстреляли белые, – сказал в его ладони телефон.

Петру показалось, что мозг его ухнул вниз, а желудок взмыл вверх.

– Это рассказал водитель? Что он еще сказал?

– Он мертв. Его…

Помехи заглушили ответ. Петр уловил только нечто похожее на «…толкал кобальт», но с тем же успехом это могло быть похоже и на что-то другое.

Петр пошел по решетчатой дорожке, нашел просвет между генераторами. Теперь донеслось с издевкой:

– …друг.

И гудки.

Петр проверил уровень сигнала. Два деления вместо одного. Петр посмотрел на всякий случай под ноги. Потом снова на экран. Двух делений уже не было. Связи не было вообще.

Петр попробовал найти просвет среди мощных машин, труб, генераторов. Бросал взгляд то на экран, то себе под ноги. На экране появился низкий столбик: сигнал.

Петр вызвал конголезский номер. Гудки, потом связь опять оборвалась.

– Да блядь же!

Петр отнял от уха телефон. Посмотрел на экран. Делений не было. Но ведь он только что!.. Петр поднял руку, стал водить телефоном, надеясь, что тот уловит что-нибудь в капризном эфире. Но на экране высветилось безнадежное: «No service».

– Да ведь только что было!.. – возмущался Петр.

Прислушался. Ему показалось, что к обычному гудению ламп, к гудению кондиционеров добавилась отдаленная низкая вибрация. Но уверен он не был – это мог быть и шум крови в собственных ушах: шутка, которую играло давление так глубоко под землей.

Ладно.

Он осмотрелся. Прямые углы. Ровные стены. Ровные поверхности. Ровное гудение. Металлические дверцы в ряд.

Петр стал проверять каждую. Его обдавало сухим воздухом, запертым в машинах. Перемигивались зеленые лампочки.

Рука ритмично продолжала открывать и закрывать дверцы. Петр уже стал думать, что все ошибка. Что «жопа» на седьмом этаже это просто жопа, хоть и монтировали оборудование лидеры отрасли. Он быстро продвигался по отсеку. Открыл – закрыл. Открыл – закрыл. Открыл…

«А как же собака?» – первое, что подумал он. Привычная жалость кольнула его. С той, самой первой мертвой женщины в сторожке, женщины с ребенком – мертвых Петр только жалел.

Труп был скрючен, колени у подбородка. Но руки висели. Свешивался на щеку хвост волос, сухих, мертвых. Петр видел темные отметины на ее шее. И еще он увидел сумочку.

Дешевую полиуретановую сумку – он ее уже видел на записи с камер наружного наблюдения. Петр вынул из кармана пальто и надел тонкие осенние перчатки.

В сумочке был паспорт. Был телефон. И были авиабилеты. Петр пролистал – прямой рейс. Ирина летела в Женеву. Он открыл паспорт. Фотография Ирины – он без отвращения, цепко, внимательно всмотрелся в труп. Лицо Ирины. Имя Ирины. Все сходилось. Вот только паспорт был не российским.

Была одна Ирина Капустина, честная, бедная, правильная, серьезная. Провинциалка в Москве. Студентка. Работала в конторе, которая продавала холодильники, подрабатывала няней, возвращала чужие кошельки. Не владела никакой собственностью. За ней не числилось никакое зарегистрированное полицией транспортное средство. Тем более никакое оружие. Вовремя платила налоги, ничего не была должна службе судебных приставов. Все ей верили, все доверяли. «Ира хороший человек».

Но Ирина Капустина, которую он нашел здесь, была совсем другой. Гражданка маленькой симпатичной европейской страны летела рейсом «Москва – Женева» в бизнес-классе.

Что из этого было правдой, Петр уже не знал.

Кроме совсем немногого. Ира никуда не улетела. Потому что ее в тот день кто-то убил.

Петр раскрыл паспорт. Придерживая разворот пальцами, сфотографировал телефоном. Сфотографировал билеты.

Есть полиция, и хотя бы из чувства корпоративной солидарности Петр не собирался мешать следствию. Свою работу он сделал – Ирину нашел.

Он положил телефон, паспорт, билеты обратно в сумочку. Засунул сумочку трупу на колени. Затворил дверь.

Ему было страшно.

Петр жалел мертвых, а боялся – только живых. Петр доверял страху. Страх – это хорошо. Страх – это разумно. Никогда не нужно недооценивать живых.

…И все-таки: почему же они не нашли труп в тот день? Ведь искала собака. Собака! Собаки не врут, не ошибаются и не берут взятки.