Это было непросто. Крепость находилась на круче и нависала над узким проходом. С точки зрения обороны она была расположена превосходно, и я бы даже теперь не подошел к ней с войском против скромной дюжины Деганов. Но между войском и человеком на муле есть разница, а крепость уже давно никто не собирался защищать – подлесок разросся, линии обзора не разгружены. Я потратил какое-то время, но все же нашел для нас с мулом – а после только для себя – достаточно много козьих троп и пересохших ручьев, чтобы добраться до стены и пролезть через брешь вдалеке от ворот и главного двора.

Я лелеял призрачную надежду на пустое окно или дыру в стене или крыше, через которые мог бы следить за происходившим внутри, но действительность быстро положила конец этим мечтам. Без верхолазного снаряжения мне было не обойтись, и даже с ним я рисковал бы оказаться замеченным Камнем или другими Деганами во дворе. Поэтому я расходовал драгоценное время на изучение периметра главного здания, выискивая или сквозной проход, или доступ внутрь. Но как нарочно, все двери были либо заперты, либо открывались в коридоры и помещения, которые вели прочь от места, куда я хотел попасть.

Наконец, продираясь через непролазные заросли, когда-то бывшие садом, и изучая растрескавшуюся башню, которая высилась близко к залу и почти подходила для безрассудного прыжка, я их услышал – голоса. Слабейший, знаете ли, отзвук, мгновенно растаявший на ветру, но я взял след. Поискав и прислушавшись, я обнаружил источник. Это была трещина шириной в ладонь в наружной стене зала, проточенная семенем, которое нашло изъян в кладке, пустило корни и превратилось с годами в джанийский клен.

Трещина не пролегла по прямой и сузилась на глубине, но это не играло роли. То, чего я не мог видеть, можно было услышать, и этого пока хватало. Я устроился на грубом красновато-коричневом стволе дерева и приложил ухо к бреши.

Они кричали. О чем – непонятно, но голосов было достаточно, чтобы слиться в низкий гул. Наконец он ослабел, и я расслышал глас Золота, возвысившийся над остальными и подавлявший их силой авторитета.

– Не отрицая их важности, хочу напомнить присутствующим, зачем мы здесь собрались, – прогремел Золото. – Нам не пристало расточать ахи и охи над клинком Слоновой Кости и законами, которые вернул нам Бронза. Это, конечно, благородный жест и впечатляющий подвиг, но их наличие не отменяет того факта, что перед нами на столе лежат три меча без хозяев, а еще один висит на стене в Казарменном доме. Именно эти клинки и оправдывают сегодняшний трибунал: четыре смерти менее чем за два месяца, и везде отметился Бронза. Вот почему мы здесь, братья и сестры. Не забывайте об этом.

– Причина нашего сбора – в расколе, который существует в ордене. – Голос Дегана рассек воздух, словно дуга, описанная мечом. – К нему и восходит все прочее: смерти, потерянные законы, меч Слоновой Кости и то, что в нем заключено. Пока мы не разберемся с нашими Клятвами и их отношением к императору и империи, не будет никакой важности в том, что я сделал или не сделал.

– Очень удобно для тебя, – откликнулся Золото.

– Удобно или нет, а все равно правда, – парировал Деган.

– Да с чего же нам верить тебе? – вмешался другой голос, мне незнакомый. – Зачем ты вообще здесь, если не ради выкупа нашего расположения и подкупа нас же, чтобы вернуться в строй?

– Он пришел сдаться на нашу милость. – Певучий, непринужденный тон Латуни узнался сразу. – Бронза вернул мечи, а также законы. Кто из нас за минувший век попытался добыть хотя бы одно, не говоря о том и другом? Кто сделал хоть что-то, а не игнорировал вопрос, терзавший нас со времен основания? Кто примирился с нынешним положением дел?

– Я не спорю, Бронза принес мечи и законы, – возразил Золото, – но какой ценой? Где Слоновая Кость? Где Сталь? Без них мы располагаем только словом человека, которого судим за их гибель.

– У тебя нет оснований возлагать их смерть на Бронзу.

Этот голос показался знакомым, но я его не узнал. С допроса в Илдрекке насчет Железа? Так или иначе, его поддержали другие. Но еще больше людей воспротивилось.

– Передо мною их сталь! – прокричал Золото, и его слова легли на прочие, как покров. – Чего же еще желать? Кто из нас добровольно отдаст клинок и останется жив? О, приношу извинения – кто, кроме Бронзы? – (Смешки, но немногочисленные.) – Неужели мы поверим, что за эти мечи не пришлось дорого заплатить?

– Конечно пришлось, – ответила Латунь. – Но Бронзу нельзя обвинять в убийствах лишь потому, что он жив. Если так, то зачем он вернулся? Почему не побежал дальше? Или не продолжил охоту на нас, если он такой убийца, как ты говоришь? Зачем при таком богатстве выбора созывать орден и становиться перед нами?

– Из страха. – Слово Золота упало тяжело, как гиря, и зал притих. – Из страха преследования. Страха поимки. Страха перед судом меча, а не деяний. Страха бесславия, наконец. Наш брат Бронза вернулся, так как раздобыл больше того, о чем торговался, и не знал, что делать с полученным. Даже клятвопреступник и убийца знает предел, а для Бронзы таким пределом был, думаю, клинок Слоновой Кости. Когда в его руках оказалась судьба всего ордена, это стало чересчур даже для него – отчаянный риск и неподъемное дело. – Пауза. Затем я почти увидел, как Золото драматически развернулся к Дегану со словами: – Прав ли я, брат? Тебя вернул страх?

– Да.

Даже с моего места я отчетливо расслышал общий вздох.

– Ты прав, – продолжил Деган. – Я вернулся из страха. Но я боялся не охоты, не поимки и не бесславия. Не испугался ни тебя, ни того, что воплощал меч Слоновой Кости. Я пришел, потому что страшился за тебя и за орден. Я совершил свой поступок после того, как увидел павшего Железо и понял, что орден расколот и нужно что-то менять.

– А ты и есть перемена? – подхватил Золото.

– Я буду ее частью.

– Что же ты поменяешь, брат Бронза? Струение крови и стали, как выразился бы Сталь, если верить тебе? Или твоя перемена явится на острие меча Слоновой Кости с его привязками? Как ты нас спасешь?

– Ничем из перечисленного.

– Тогда чем?

Последовала долгая пауза. Мне пришлось притиснуться ухом к камню, чтобы расслышать, когда Деган наконец заговорил.

– Сталь был прав, по крайней мере отчасти, – начал он. – Я понял это не сразу, но на обратном пути просмотрел кое-какие книги из библиотеки Слоновой Кости и уловил его мысль. А также идею Слоновой Кости.

Невнятный шелест голосов. Вскоре он унялся, и голос Дегана прорезался снова.

– Берясь за дело, – продолжил Деган, – ты умозрительно представляешь результат. Выстраиваешь образ и жестко придерживаешься его, ибо это твоя путеводная нить. Но стоит замыслу воплотиться, едва ты и вправду начинаешь претворять его в жизнь, тебе становится ясно, что он никогда не совпадет с мечтой. Ты замечаешь изъяны и промахи, недостатки и ошибки, и, сколько ни стараешься, тебе не удается избавиться от них полностью. Как ни трудись, действительность бледнее своей возможности. Ты впадаешь в уныние. Ты понимаешь вдруг, что это совершенство недостижимо. Что ему не бывать таким, каким оно виделось вначале.