в кресле. — Подземный Нью-Йорк, Винсент, напомнил мне карту во Дворце Питти. Это самая настоящая неразведанная территория. И по-видимому, территория огромная. Под вокзалом Гранд-Централ, к примеру, сооружения уходят в глубь на двенадцать уровней. И это не считая канализации и водоотводной системы. Под Пенсильванским вокзалом подземных уровней и того больше.

— Выходит, вы туда спускались, — констатировал д’Агоста.

— Да. После того, как встретился с вами и сержантом Хейворд. Это была всего лишь разведывательная вылазка. Я хотел почувствовать среду, проверить свою способность передвигаться под землей и попытаться, по возможности, что-нибудь выяснить. Мне удалось поговорить с несколькими подземными жителями. Они мне многое рассказали, но еще больше дали понять намеками.

— Вам удалось что-нибудь узнать об убийствах? — наклоняясь вперед, с надеждой спросил д’Агоста.

— Косвенно, — утвердительно кивнул Пендаргаст. — Но те, кто знает больше всего, обитают в самых нижних этажах, куда я не осмелился спуститься в своей первой экспедиции. Нужно время, чтобы завоевать доверие у этих людей, и мне в этом направлении еще предстоит долгий путь. Особенно сейчас. Подземные жители пребывают в ужасе. — Пендергаст поднял свои светлые глаза на д’Агосту и продолжил: — Сложив воедино обрывки произнесенных шепотом фраз, я пришел к выводу, что в подземелье поселилась таинственная группа людей. Большинство собеседников даже отказывались употреблять слово «люди». Предположительно эти существа являются злобными каннибалами, своего рода недочеловеками. И именно эти монстры совершили все убийства.

Пендергаст замолчал. Д’Агоста встал с кресла, подошел к окну и вгляделся в силуэт ночного Манхэттена.

— И вы в это верите? — после долгого молчания спросил он.

— Не знаю, что и думать, — ответил Пендергаст. — Мне необходимо побеседовать с Мефисто, лидером сообщества, обитающего под «Коламбус-сёркл». Многое из того, что он рассказал недавно репортеру «Пост», весьма похоже на правду. Правду весьма пугающую. К сожалению, с этим человеком чрезвычайно трудно вступить в контакт. Он не доверяет чужакам и страстно ненавидит власти. Но, кажется, он единственный, кто способен указать мне верный путь.

— Может быть, вам требуется напарник? — пожевав губами, спросил д’Агоста.

На лице Пендергаста мелькнула легкая улыбка.

— Это исключительно опасное место, в котором не действуют законы. Тем не менее я внимательно изучу ваше предложение. Согласны?

Д’Агоста кивнул.

— Прекрасно. — Пендергаст поднялся с кресла. — А теперь я предложил бы вам отправиться домой и попытаться уснуть. Что же касается нашего друга Уокси, то ему потребуется очень большая помощь, хотя он пока об этом не подозревает.

21

С аймон Брамбелл, мурлыкая под нос модную мелодию, застегнул молнию на своем портфеле из мягкой кожи. Затем он любовным взглядом окинул лабораторию, душевую кабинку в углу и аккуратные ряды стальных, хромированных инструментов, подмигивающих ему в полумраке из-за стекол шкафов. Он снова воспроизвел в памяти сцену своего маленького триумфа и с особым удовольствием припомнил безразличие, написанное на лице Фрока. Вне всяких сомнений, старик просто дымился от ярости. Теперь-то он расквитался со старым ворчуном за его ухмылку превосходства в связи со спором о силе укусов. Брамбелл работал на городское правительство, и чувство своего превосходства над ученым мужем доставляло ему огромное удовольствие.

Он сунул портфель под мышку и еще раз окинул взглядом лабораторию. Да, лаборатория прекрасная — отлично спроектированная, великолепно оборудованная. Ему страстно хотелось, чтобы столь же элегантная лаборатория была в ведомстве городского судмедэксперта. Но этому никогда не бывать: городу вечно не хватает денег. Если бы он не находил работу, связанную с судебной медициной, столь увлекательной, то давно уже сбежал бы в какую-нибудь хорошо оборудованную башню из слоновой кости.

Брамбелл закрыл за собой дверь, привычно удивившись пустынности коридора. Пожалуй, никто так не ненавидит работу по вечерам, как работники музея. Впрочем, Брамбелл ничего не имел против тишины. Тишина позволяла расслабиться. Да, здесь все отличалось от привычной ему обстановки, как запах музейной пыли отличался от вони формалина и устойчивого трупного запаха. Брамбелл решил выйти кружным путем через Африканский зал. Установленные там диорамы казались ему подлинными произведениями искусства. Они выглядели особенно впечатляюще в поздний час, когда половина огней в зале была погашена. Освещенные изнутри диорамы казались Брамбеллу окнами в иные миры.

Он прошагал по длиннющему коридору и спустился на три пролета по лестнице — доктор Брамбелл недолюбливал лифты. Миновав металлическую арку, он оказался в зале океанической жизни. Сейчас зал был темным, полным тайн и безмолвным, только вздыхали и поскрипывали древние стены самого музея. «Замечательно», — подумал Брамбелл. Музей надо осматривать именно в такое время, когда здесь не слышны вопли школьников и нравоучительное бормотание педагогов. Он прошел под муляжом гигантского кальмара, миновал арку из двух пожелтевших слоновьих бивней и вступил в Африканский зал.

Полночь.

Брамбелл медленно шел по залу. Стадо слонов в центре затемненного помещения было едва заметно. Огромные диорамы с группами животных в типичных для их обитания ландшафтах тянулись рядами вдоль стен. Больше всего Брамбелл любил группу горилл. Он остановился перед диорамой и, пожевывая губами, попытался вжиться в открывшуюся взору реалистическую сцену. Скоро ему не придется ходить в музей, его часть работы почти закончена. Если он не ошибается, то убийства этого несчастного Биттермана и Шашина Уолкера полностью укладываются в общую схему преступлений.

Брамбелл вздохнул и через низкую боковую дверь вышел в каменный коридор, ведущий к Башне. История Башни была ему хорошо известна. В 1870 году Эндьюранс С. Флайт, железнодорожный барон и третий директор Нью-Йоркского музея естественной истории, решил соорудить чудовищную, похожую на крепость пристройку к старому зданию. Пристройка должна была стать копией средневекового замка Кенарвон в Уэльсе, который Флайт пытался — впрочем, безуспешно — купить для себя. Однако в конце концов возобладал здравый смысл, и Флайт лишился директорского кресла, успев воздвигнуть лишь центральную башню. Теперь шестигранная, с похожими на клыки зубцами Башня стала краеугольным камнем южного фасада и служила складом огромных музейных коллекций. Кроме того, как слышал Брамбелл, Башня была излюбленным местом свиданий некоторых сотрудников музея, обожавших всяческие ужасы.

Сумрачный, похожий на центральный неф собора зал в основании Башни был пуст, и шаги Брамбелла по мраморному полу отзывались гулким эхом. Кивнув охраннику, он вышел через служебный вход на подъездную аллею. Несмотря на поздний час, на авеню все еще кипела жизнь.

Отойдя на несколько шагов, Брамбелл оглянулся. Башня всегда приводила его в восхищение. Она возносилась к небу на несколько сотен футов, и в безоблачные дни тень от нее тянулась до Пятьдесят девятой улицы. Ночью же, белесая в свете размытой луны, Башня казалась обиталищем множества духов.

Еще раз вздохнув, патологоанатом продолжил свой путь. Свернув на Восемьдесят первую