Так почему же, ради всего святого, Нибулус стоит и размахивает мечом? У Болдха снова прихватило живот, сердце стиснула черная тоска, и он явственно расслышал тиканье часов, отсчитывающих последние секунды его жизни.

Неясно, что сказал человек с ружьем главарю шайки, которая захватила Болдха, но в ответ главарь замотал головой, ткнул большим пальцем руки в сторону пленника и отозвался на том же языке. Последовал явно весьма резкий ответ коротышки, и, как ни странно, разбойник с митром отступил. Злобно оскалившись, он повернулся к Болдху и снова обратился к нему:

— Скажи своим, чтоб сдавались. Пусть отдают ценности, оружие, лошадь — и валят отсюда!

Теперь все взгляды были обращены на Болдха. Он прочистил пересохшее горло и перевел услышанное. Поняв, что общение стало возможным, эскельцы заметно оживились. Кое у кого в глазах даже мелькнуло восхищение их неудавшимся спасителем, но Болдху было не до гордости.

— Болдх, ты их понимаешь? — с надеждой в голосе спросил Нибулус. И добавил: — Что у тебя с лицом?

— Порезался, когда брился, — отозвался Болдх. — Да, я их понимаю: это вроде как мой родной язык. И я настоятельно прошу тебя их слушаться.

— Не секретничать! — предупредил тип с поросячьими глазками, поднеся острие ножа к глазному яблоку Болдха.

В этот момент внутри круга защищавшихся что-то зашевелилось и все увидели, как Лесовик поднимается на ноги. Причем, несмотря на рану, он не шатался, а стоял уверенно и твердо, крепко сжимая в руке посох. Словно он специально оставался лежать, черпая силы из самой земли, готовясь к смертной битве. И теперь, горделивый и статный, он с холодной решимостью смотрел в глаза врагов — воплощение праведного гнева. Правда, впечатление слегка портил капюшон: волчья голова съехала на бок и сейчас скорее походила на драную кошку.

— Вот это я понимаю! — с улыбкой выдохнул Нибулус.

Болдх же просто прикидывал в уме шансы пятерых против четырнадцати.

— Делай, что они говорят, — гаркнул он Нибулусу. — Ладно?

Болдх ждал ответа пеладана, и по бровям его струился пот. Нибулус не спускал глаз с человека с мушкетоном. Пеладан впервые видел подобное оружие, но был опытным воином и знал, что когда в лицо тебе смотрит огромный раструб, нацеленный красноглазым маньяком с кабаньим рылом, — добра не жди.

Прошла секунда, другая, и какое-то неуловимое движение губ пеладана подсказало Болдху, что тот принял решение.

— Когда я ударю, врежь гаду локтем под дых — ровным голосом произнес Нибулус.

У Болдха глаза полезли на лоб.

— Прости, — с искренним сожалением в голосе добавил пеладан. — Как только мы сдадимся, нас перережут.

— Нет! — зашипел Эппа и вцепился в уллинх пеладана.

Воры тем временем крепче сжали оружие.

Да, — вмешался Финвольд. — Нас все равно убьют. Ты что, не понял? Они же из Тивенборга.

Обычно желтоватое лицо Эппы вмиг стало пепельно-серым.

Тивенборг. С незапамятных времен злодейская крепость на Воровской горе была как гнойный нарыв, который то и дело прорывался, опустошая окрестности. Расположенная глубоко в диких горах на самом востоке Пендониума, крепость долгие годы привлекала подонков, слетавшихся туда как навозные мухи.

Язык, с которого переводил Болдх (хотя сам странник лишь сейчас это понял) был тивенским наречием — исковерканной, упрощенной версией пендонийского, смешанного с языками соседних племен. А учитывая присутствие здесь обитателей Хрефны и Божгода — все вставало на свои места. Лишь Тивенборгская клоака могла породить подобное сборище отщепенцев.

Последователи разбойничьего барона Мордра-Калвера не питали нежных чувств к людям, имевшим хоть какое-то отношение к военачальнику Годвину Морокару, их заклятому врагу.

Человек с мушкетоном — судя по всему, главарь — пристально смотрел на Нибулуса. Ни разу ещё не встречал он настолько отчаянного сопротивления при таком численном перевесе. Главарь с грустью заглянул в глаза пеладана; он догадывался о том, что сейчас произойдет, и явно колебался.

— Долен! — прокричал он дракессе. — Тдап-дхна хвикь ойчнидз?

Дракесса чудно повела головой, заломила свою «легионерку», и ее прежде затуманенные глаза ярко сверкнули, присматриваясь к пеладану. Нибулус дрогнул, отчего-то пасуя перед этими черными как смоль глазами, горевшими на лице, слишком белом для живого существа и слишком совершенном для нежити.

Синие губы с шипением разомкнулись:

— Никвех лавкоу койу надх х'див!

Воры приготовились к атаке. Болдх зажмурился, в тщетной надежде защититься от кхиса. Один из воров, человек в цветастых шелках, не спускавший глаз с их вещей — а особенно, с привязанных к лошади доспехов Нибулуса, — попытался схватить под уздцы Женг — и был без лишних церемоний отброшен на несколько ярдов мощным ударом копыт. Когда поднялся шум, Болдх приготовил локоть, чтобы ткнуть посильнее.

— ДОСТАТОЧНО! — внезапно прогрохотал голос, и все замерли.

Главарь опустил мушкетон и обратился к Болдху на тивенском наречии:

— Может, мы и вас и убьем, если сложите оружие, а может, и нет; не упускайте свой шанс. А не подчинитесь — вам не жить...

Не дожидаясь ответа, он положил ружье, а за ним и «утреннюю звезду» на траву. Болдх поспешно перевел, надеясь, что если он очень постарается, бойню удастся отложить.

— Разуйте глаза, — сказал главарь. — Мы воры. Мы крадем. Мы не убиваем без нужды.

Вроде бы сработало. На какой-то миг.

Оставив оружие лежать там, где он его положил, предводитель представил свою шайку.

— Меня зовут Иорсенвольд, и приказы здесь отдаю я. А это, — сказал он, положив руку на плечо разбойника с митром, — брат Освиу Гарротика, монах-убийца из Ордена кардинала Салота. И мне тоже брат — брат номер один, так сказать. Вижу по твоему лицу, что ты уже испытал, на что способен его митр, да и клинок, что смотрит тебе в глаз, недооценивать не стоит. Он высасывает душу: весьма полезный инструмент для служителя культа.

«Разве у глаза есть душа?» — не понял Болдх.

— Брат номер два, — Иорсенвольд указал на хвостатого блондина с алебардой, — однажды посетил пещеры Аггедона и вот этим самым бердышом рассек фоссегрима. Ты ведь с тех пор так и не смыл яд, верно, Катвулф?

Кровь морского аггедонского вирма считалась самым страшным ядом — сильнее любого, изготовленного человеком.

— Моя сестра, Элдрика, — продолжил главарь, не распространяясь об умениях сестры. Элдрика была приземистой и невзрачной, как сам главарь, и выглядела вполне мирно, если не считать двуручной глефы, которую она сжимала в дрожащих руках.

— Наши «невелички»: Кхургхан, Флекки и Брекка. — Иорсенвольд кивнул на полга и двух хогеров. — Не судите их по размеру; Кхургхан не знает себе равных в стрельбе, а за дикий нрав изгнан своим собственным племенем!