Ровно в 18.30, как он и рассчитывал, они оказались на ступенях Кремлевского дворца, в котором уже не было ничего сказочного. Гигантская бетонная шкатулка эпохи модерна. Даже снежные хлопья здесь приобретали углы и грани. Кстати, точно так же выглядит русское посольство в Вашингтоне. И вашингтонский Кеннеди-Центр очень похож на эту коробку. Причем, вопреки первому приходящему в голову предположению, не русские скопировали творение американских архитекторов: московская коробка возведена на десять лет раньше. Но Дом народных собраний в Пекине построен еще раньше, и возможно, именно он послужил образцом для архитектора Посохина – странная усмешка истории, если учесть, что сейчас китайцы копируют все и вся, словно взбесившийся ксерокс со сломанным выключателем.

Лернеру это сходство помогло – все участники операции прошли хороший тренинг, не выезжая из Вашингтона. Вот только Зениту и его супруге – главным героям «Рок-н-ролла» – придется играть свои роли экспромтом, без репетиций. Правда, они изучили составленные Дирижером краткие, хотя и очень емкие инструкции. Во всяком случае, должны были изучить.

Грант Лернер посмотрел на часы. 18.32. Если повернуться и уйти, то опасаться нечего и можно действительно прекрасно отдохнуть в Москве недельку-другую. А потом выйти на пенсию и жить в свое удовольствие на Гавайях… А Зенит… Пусть выкручивается сам. Он представил, какой ужас испытает человек, понявший, что спасительная соломинка оборвалась. И с каким ощущением он выйдет после спектакля из дворца. Вот по этим самым ступенькам…

18.34.

Воздух свеж и чист, даже вроде пахнет хвоей. Вполне может быть – тут много елей. Интересно, их удобряют чем-нибудь?

18.35.

Дальше откладывать нельзя.

– Ну что, малышка, пойдем?

– Я чувствую себя, как маленькая девочка в сочельник, – сказала Анна, разглядывая поток веселых нарядных людей, огибающий их и вливающийся в главный вход дворца. Пара наблюдателей остановилась на нижних ступеньках, делая вид, будто поджидает кого-то.

– Вот сейчас откроются двери в гостиной – а там елка с подарками!..

– Елка – это ладно. А неожиданных подарков я не люблю, – буркнул Лернер.

Они вошли в мраморный вестибюль, спустились на цокольный этаж и сдали одежду в гардероб. Потом вышли в фойе и по обычаю московской публики подошли к огромному зеркалу, чтобы привести в порядок одежду и прически. А заодно убедиться, на месте ли «хвосты».

Наблюдатели были на месте; избавившись от верхней одежды, они оказались гораздо старше, чем показались вначале. Однако и кавалер в неновом синем костюме, и потертая жизнью женщина в балахонистом платье с вышитым лифом – Анна со своей улыбочкой тут же окрестила их «Ромео» и «Джульеттой» – имели явно парадный вид, а дама даже туфлями запаслась и переобулась, – значит, о походе «объектов» в театр знали заранее. Ну да никто и не делал из этого особого секрета.

– У тебя вид, будто бросишься сейчас на кого-нибудь, – сказала Анна, не переставая улыбаться. – Рассказывай мне что-нибудь, не молчи.

Лернер просеивал глазами вползающую в фойе толпу. Он нервничал все сильнее. Хондерс и Ковальски к этому времени должны были находиться здесь. Они путешествуют в составе большой туристической группы, а все группы во избежание случайностей доставляют на место за тридцать пять—сорок минут до начала представления, не позже. Чаще даже раньше. К тому же они – единственная пара, у которой не должно быть персональных наблюдателей. Если бы они вдруг появились, для Лернера это был бы знак, что произошла утечка информации и операция под угрозой. Но Хондерс и Ковальски попросту не пришли в назначенное время – черт-те что! Может, по каким-то причинам задержалась вся группа? Или что-то случилось? Например, автобус перевернулся на скользкой дороге… Или застрял в пробке. Или… Можно ломать голову, выдвигать разные предположения, но толку в этом не было никакого.

Их не было. Не Мэри Бинтли, заметьте, не та Бинтли, которая умудряется опаздывать всегда и всюду, – опаздывали самые организованные – Иза и Роберт…

– О чем бы тебе хотелось услышать, дорогая? – произнес Лернер самым светским тоном.

– Ну-у… Ты же у нас эксперт по всякой классике. Расскажи мне про этот балет. Представь, что я простая деревенская девушка, спустившаяся с гор Колорадо.

– Ты не похожа на деревенскую девушку. Для этого у тебя слишком нежная кожа на руках и ногах.

– Не заигрывай. Сейчас не время для комплиментов.

– Ладно. Ты на чьей стороне – Монтекки или Капулетти?

– А Ромео кто?

– Монтекки.

– Тогда я за Капулетти.

В этот момент Лернер заметил Зенита. Нет, сперва его супругу. Так или иначе, Мигуновы сразу обращали на себя внимание: беличье манто Светланы с мастерски выложенным из кусочков меха рисунком птицы, апельсинового оттенка сапожки оленьей кожи, блестящие темно-каштановые волосы под сдвинутым набок рыжим беличьим беретом… а в качестве дополнения – элегантнейшее пальто Мигунова цвета маренго, черно-белый шарф, эпатирующая черная фуражка «капитанского» фасона и каплевидные очки со стеклами «хамелеон». Наряды балансировали между тонкими изысками Кристиана Диора и разухабистостью стиля купцов Демидовых; лишь холодная красота Светланы и светская небрежность Сергея удерживали их на этой грани. Но это охватывалось замыслом Дирижера. Лернер улыбнулся. Инструкция выполнена четко: не заметить эту пару было невозможно. Они прошли сквозь толпу, легко и естественно, как скользит расческа по мокрым волосам. Многие мужчины и женщины оборачивались вслед экстравагантной паре.

В нескольких метрах от Зенитов, даже не изображая конспиративности, неотступно следовали двое мужчин – один поплотнее, пошире в плечах, другой помельче. Лернер, не особо задумываясь, присвоил им клички Сало и Шпинат.

Мигуновы направились к лестнице, ведущей вниз, в гардероб. Грант и Анна стали на эскалатор и поднялись на второй ярус, чтобы иметь возможность наблюдать за фойе сверху.

– На входе, – негромко предупредила Анна.

Верно. Мэри Бинтли и Фил Монроуз. Мэри не опоздала – видно, ей это стоило невероятных усилий. Черное пальто до пят, скромная шляпка из черного бархата. На голове Фила красуется необычайно популярное среди московских джентльменов кепи, вокруг шеи – шарф «Миссони» в узкую продольную полоску различных оттенков коричневого цвета. Неплохо, если учесть, что до сих пор любимой одеждой Монроуза были брезентовые джинсы и куртки-«косухи».

Эта пара тоже отправилась в гардероб. Их старший наблюдатель – невысокий щекастый мужчина в ондатровой шапке, покрутился у зеркала и пошел следом. Конечно, через несколько минут он снимет и шапку, и пальто, но для Лернера он так и останется Грызуном. Второй наблюдатель – моложавый, худой, с нервным лицом – конечно, Мальчик.

– Поразительно, до чего они любят наряжаться.

Анна задумчиво смотрела вниз, опираясь локтями на перила.

– Я имею в виду русских. На улице они все какие-то одинаковые, будто казенная мебель в чехлах. А приходят сюда, снимают свои жутко дорогие шубы – и такое впечатление, будто ты на балу в честь английской королевы. Сплошные Гогенцоллерны, Стюарты и Бурбоны. В самом деле – сказка… Слушай, я смотрю вон на ту красотку в зеленом – как ты думаешь, эти побрякушки на шее и в ушах – это все настоящее?