Путь в часовню Святой Анны на венчание лежал вверх по крутому холму и был проделан пешком; по обочинам теснились фотографы, зеваки и вопящая толпа местных студентов. Мик держал за руку Бьянку, а Лес Перрин — как на «редлендском» суде в 1967-м — держал за руку Мика. Дверь в часовню оказалась закрыта, чтобы не проникли чужие, и Мику пришлось стучать, чтоб их впустили. Невесту выдавал представитель британской королевской семьи лорд Личфилд, а службу — опять же целиком по-французски — вел недавний наставник Мика по теологии отец Люсьен Бод, который в своем обращении к жениху одобрительно помянул их разговоры: «Вы говорили мне, что молодость ищет счастья, некоего идеала и веры… Мне кажется, вы тоже этого ищете, и я надеюсь, что все это вы обрели сегодня, вступив в брак». Здесь, по крайней мере, была красота и духовность, хотя в затылки Мику и Бьянке, пока те обменивались клятвами и кольцами, собственнически дышал Ахмет Эртеган. Органист сыграл «Свадебный марш» Баха и, по просьбе Бьянки, тему из слезливого блокбастера 1970-х «История любви». В этом, разумеется, не было ничего клевого, но Мик еще с удовольствием ей угождал.

На приеме в банкетный зал «Кафе-де-Ар» пригласили 200 человек, наконец вспомнив про Билла Уаймена, Чарли Уоттса и Мика Тейлора с их спутницами Астрид, Ширли и Роуз; фотографии делал королевский кузен. Бьянка сменила девственно-белый наряд на обтягивающее платье от-кутюр и тюрбан с драгоценностями — вновь затмив всех прочих дам, — и они с Миком подчеркнуто поблагодарили Ширли Арнольд за то, что доставила к ним британских гостей. Веселились до четырех утра. Бьянка ушла отдыхать рано и явно не в духе, а Джо и Ева Джаггер остались — им еще не представилось шанса вручить сыну свадебный подарок. В зале была небольшая сцена, и Мика недолго пришлось уговаривать выйти и спеть в сопровождении Бобби Киза, Стивена Стиллза и соул-дивы Дорис Трой; рядовых «Стоунз» не позвали, а Кит отрубился на полу. Назавтра новоиспеченные мистер и миссис Джаггер погрузились на семидесятифутовую роскошную яхту «Ромеанг» и на десять дней отправились в свадебный круиз вдоль побережья Французской и Итальянской Ривьеры — в декорациях давней идиллии Мика с Марианной Фейтфулл.

В 1971 году, разумеется, не было никакого «Хелло!», но Флит-стрит как могла заполняла эту лакуну — даже «Таймс» на первой полосе опубликовала репортаж «Мик женится в хипповом хаосе». Приглашенный на свадьбу редактор журнала «Оз» Ричард Невилл написал длинную передовицу о том, как возмущен британский Андерграунд тем, что былой Уличный Боец корешится со сливками международного общества. «Джаггер решительно отрекся от возможностей контркультуры, которую представляет и его музыка, — громыхал неблагодарный гость. — Уличный Боец получает свое Удовлетворение во всех прискорбных клише la dolce капитализма… Миф о Джаггере, кто почти десять лет олицетворял протест на всех уровнях, наконец-то лопнул под грохот пробок, вылетающих из бутылок шампанского». На обложке «Частного сыщика» поместили фотографию мэра Эстезана — в комиксовом облачке он говорил Бьянке: «Вот так Микс!»

Выступил даже ее бывший парень Майкл Кейн — приумножил микроскопические сведения о ней и намекнул, что Джаггерам, может, и не светит абсолютная гармония: «Я прожил с Бьянкой довольно долго. У нас были прекрасные отношения, и я несколько расстроился, когда она вышла за Мика… Она вечно спорит — это сводит тебя с ума. Наверняка они уже собачатся». И он был недалек от истины.

Однако бывшая подруга, с которой Мик покончил меньше года назад, промолчала; Марианна уже пропала с глаз. Она не слышала о готовящейся свадьбе и ничего не знала, пока не приехала из Беркшира в Лондон на регулярные инъекции валиума, которыми пыталась одолеть героиновую наркоманию. Уже направляясь домой, она на Паддингтоне увидела «МИК ЖЕНИТСЯ НА БЬЯНКЕ» во всех вечерних газетах. В потрясении, она позабыла про поезд, направилась в вокзальный бар и запила свой валиум тремя водками с мартини. Вскоре в ближайший индийский ресторан вызвали полицию — Марианна отрубилась там носом в карри. Ее отвезли в полицейский участок Паддингтон-Грин и оставили на ночь.

Лишь наутро, уже ее отпуская, поимщики сообразили, что эта девица знаменита — во всяком случае, была. Полицейский участок Паддингтон-Грин был новомодным комплексом, открыли его совсем недавно, и, когда Марианна вышла из камеры, ее почтительно попросили расписаться в книге посетителей. Пока там была лишь одна подпись — министра внутренних дел Реджинальда Модлинга, проводившего церемонию открытия. Дрожащей рукой поставить автограф под росписью Модлинга — вот и вся ее слава еще на долгие годы.

* * *

Мику и его молодой жене нашли дом в Провансе — виллу под названием Неллькот, на скалах, над бухтой Вийефранш. Прежде эта вилла — скорее, дворец с тяжелыми коваными воротами и рядами романских колонн — принадлежала корабельному магнату Александру Борде. Внутри — лабиринт гостиных ар-нуво: паркет, зеркальные двери, мраморные камины и канделябры. За акрами экзотических садов — частный пляж и пристань. Мик, однако, решил, что все это слишком напыщенно, а к тому же слишком публично, и бедная Неллькот отошла Киту.

На Лазурном Берегу, давным-давно колонизированном богатыми англичанами и американцами, рок-звездам, бежавшим от налогов, было из чего выбирать: шикарные прибрежные виллы, апартаменты, убежища средневековых горных деревень. Все «Стоунз», что помельче, быстро обустроились: Билл и Мик Тейлор — в Грассе, Чарли (чья чувствительная душа не переваривала Лазурного Берега) — в Арле, в воклюзском обиталище Ван Гога, далеко на северо-западе.

Мик, как обычно, раздумывал дольше всех; жил он в «Библе», затем переехал в экский отель «Бастид-дю-Руа», еще шикарнее, а его личная ассистентка Джо Бергман продолжала поиски. В конце концов он выбрал дом в Биоте, рядом с Антибами, — уединенное жилище, принадлежащее принцу де Полиньяку, дяде правителя Монако принца Ренье. Дом традиционно сдавали композиторам и музыкантам, однако классического толка, и де Полиньяк неохотно согласился доверить его пресловутой звезде поп-музыки. Позже он говорил, что у него не бывало жильцов лучше, чем Мик и Бьянка.

Как ни странно, быстрее всех приспособился к новой жизни и больше всех был ею доволен Кит, который так противился отъезду во Францию. На вершине скалы в своем дворце ар-нуво он превратился в цыганское воплощение Дика Дайвера из романа «Ночь нежна» Ф. Скотта Фицджеральда и царил в огромном и текучем кругу друзей и прихлебал, англичан, американцев и французов. В доме редко проживало меньше двадцати человек — в том числе всякие дети, вроде бывших кокаиновых курьеров Джейка и Чарли Уэберов; они плескались в бассейне, загорали на террасах с балюстрадами или рискованно носились с Китом по бухте Вийефранш на моторке, которую он окрестил «Метаквалон-2». В доме регулярно гурманствовало столько народу, что пришлось расширять кухню, — встало это так дорого, что принц Руперт Лёвенштайн только отирал благородное чело. Со временем даже маниакально общительная Анита подустала от бесконечных вечеринок и банкетов и жаловалась: «Почему никто никогда не прощается?» В один прекрасный день вечный праздник утомил и Кита, и они с Анитой бежали в тишину и покой дома Мика Тейлора в Грассе.

Дом Мика и Бьянки, напротив, был безупречно опрятен и очень тих — разве что Мик ставил блюзовые пластинки из своей огромной коллекции, выписанной во Францию, или учился играть на ударной установке в гостиной. В доме жила постоянная домоправительница, морщинистая маленькая итальянка по имени мадам Вилла, чья первоначальная froideur[266] вскоре растаяла пред джаггеровским обаянием. Этот дом вовсе не походил на Неллькот — и немногие из разномастных гостей Кита находили сюда дорогу. Исключением стал сокольничий-британец, явившийся в Неллькот с крошечным орленком в кармане (которого не засекли таможенники в Ницце — кокаин на Джейке и Чарли Уэберах они тоже прохлопали). Мик пригласил его дрессировать соколов в саду, а сам любил сидеть и наблюдать — да уж, не таких занятий опасался принц де Полиньяк. «Это очень успокаивало, — вспоминал Мик потом. — Честно говоря, у меня тогда была вовсе не безумная жизнь». Сотрудники, которые приглядывали за Проблесковыми Близнецами, видели, что Кит на Лазурном Берегу как дома, а вот Мик явно проездом.