После Майкла Кейна начался почти пятилетний роман с Эдди Барклеем, бывшим руководителем оркестра, на одноименной звукозаписывающей компании собиравшим французских артистов — Шарля Азнавура, Жака Бреля — и импортированный американский джаз и блюз. Он был вдвое старше Бьянки и гномически непривлекателен, но с ним ей было безопасно, а в безопасности она нуждалась. О его сумасбродствах и щедрости ходили легенды — особенно в Сан-Тропе, на модном курорте Ривьеры, куда он ежегодно уезжал почти на все лето. Там он носился по узким улочкам в белом «роллс-ройсе», закатывал «белые вечеринки», куда захаживали сливки международного цвета общества, и каждый день бронировал огромный стол в элитарном пляжном клубе «55», платя за десятки блюд и бутылок вина вне зависимости от того, сидел он за этим столом сам или нет.

По легенде, Мик влюбился в Бьянку, потому что они на одно лицо. Таков миф о Нарциссе в современном изводе: самое желанное существо на планете заворожено перспективой заняться любовью с самим собой. На самом же деле они не очень походили друг на друга — разве что оба худы и тонкокостны, в шумной толпе высоких людей оба держатся отчужденно. Мик узрел молодую женщину, загадочную и прекрасную — столь непохожую на безликих гостий из Калифорнии, — которую буквально преподнесли ему на блюде, как раз когда он желал новых отношений. Бьянку, несколько лет прожившую с пожилым человеком, заменявшим ей отца, в Мике привлекло не то, что он был мировой звездой, или сказочно богат, или даже невыносимо сексуален, но то лишь, что он попросту был молод. Как и многим женщинам, при первой встрече ей показалось, что он «застенчив, раним и человечен», — хотя он несколько подпортил впечатление, созорничав и сдернув с Эдди Барклея парик.

У него так кружилась голова, что вся его скрытность пошла лесом. Когда группа направилась в Италию, Бьянка прилетела к Мику в Рим, и в аэропорту ее встретил его личный лимузин. Здесь, на родине папарацци, сюжет вскоре выплыл наружу, и журналисты развязали такую охоту, что Мик заехал в рыло одному репортеру, оказался в суде и уплатил штраф, эквивалентный 1200 долларам. После финального гастрольного концерта в Амстердаме 9 октября Мик вернулся в Великобританию вместе с Бьянкой; он шутил с журналистами в Хитроу, что они «просто добрые друзья», а Бьянка укрывалась за гневной, но все равно красивой гримасой. «У меня нет имени, — на все вопросы отвечала она. — Я не говорю по-английски».

С той ночи в доме 48 по Чейн-уок появилась новая хозяйка. Когда недавние жилицы — мисс Памела или Кэтрин Джеймс — звонили и звали к телефону Мика, суровый голос с испанским акцентом возвещал, что Мика нет. «Кухарка» Дженис Кеннер осталась в доме, но теперь строго на правах кухарки.

Бьянка повлияла на «Роллинг Стоунз» немногим меньше, чем Йоко Оно на «Битлз», когда Джон Леннон впервые ее на них напустил. Каковы бы ни были прошлые сексуальные или светские фокусы Мика, его всегда первым делом интересовали «Стоунз» и их прогресс. Теперь вдруг появилось нечто такое, что интересовало его гораздо больше, и это отразилось не только на самой группе, но и на всей пирамиде, составленной из людей, чья жизнь зависела от того, насколько удается им доказывать Мику свою незаменимость — ежедневно, а порой и ежечасно.

В отличие от Йоко, Бьянка вовсе не добивалась влияния. Все предыдущие женщины Мика так или иначе принадлежали к миру поп-музыки, она же была совершенной чужачкой. Даже парижанка Холли Голайтли из песни Питера Сарстедта в «a fancy apartment on the Boulevard Saint-Michel»[262] держала пластинки «Роллинг Стоунз». Бьянка же, хоть и прожила несколько лет с самым известным музыкальным продюсером Франции, о роке не знала ничего, более того, почитала его каким-то ребячеством.

В ситуации с Йоко мнения трех остальных «Битлз» были важны; с Бьянкой же Мика интересовало мнение только Проблескового Близнеца. Поначалу Кит счел ее «какой-то очередной девкой» и безропотно готовился к тому моменту, когда Мик в очередной раз перекочует в светское общество. Киту казалось, что Бьянка холодна и лишена чувства юмора, но он от природы не способен был к той желчи, какую изливал, к примеру, Джордж Харрисон на Йоко. Гораздо опаснее оказалась Анита, до того дня — правящая королева красоты среди жен «Стоунз». Изображая сестринское радушие, Анита шепталась и интриговала у Бьянки за спиной, даже подговорила наркодилера «Испанца» Тони Санчеса распустить слух, будто Бьянка родилась мальчиком и перенесла операцию по смене пола.

В результате строгого католического воспитания Бьянка выросла конвенционной, несколько даже пуританской девушкой, и нескончаемый сексуальный шведский стол вокруг «Стоунз» поверг ее в шок. Вскоре и она услышала историю о том, как вездесущая Анита расколола группу; кроме того, до нее дошел слух, что Анита, побыв подругой Брайана и став подругой Кита, таким образом подбирается к Мику. Упорно шептались и о том, что владычество Мика в группе наделяло его правом первой ночи; на всем протяжении их отношений Бьянка считала, что он «трахнул всех жен „Стоунз“, кроме жены Чарли».

Сложилось так, что первые месяцы Мик и Бьянка вместе проводили в загородном доме, который он купил Марианне, но до сих пор вспоминал об этом, лишь когда требовалось уболтать очередную калифорнийскую девицу («Где любишь просыпаться — в городе или за городом?»). Еще не решив стать налоговыми кочевниками, «Стоунз» купили на заказ собранную 16-дорожечную студию звукозаписи, которая размещалась в огромном фургоне, выкрашенном в ненавязчивое хаки, точно передвижное жилище орнитолога-любителя. В этом Мощном Мобиле они теперь заканчивали «Sticky Fingers»,[263] первый альбом собственной звукозаписывающей компании. Припарковать и подключить фургон к электричеству удобнее всего было в Старгроувз. Готическая груда камня внезапно стала приютом для «Стоунз», их сотрудников и техников, а также для наезжающих сессионных музыкантов — органиста Билли Престона, к примеру. Дом так толком и не отремонтировали, и Маршалл Чесс нанял компанию, поставлявшую декорации для киносъемок, чтоб по-быстрому обустроила десяток спален.

В роли главы «Роллинг Стоунз рекордз» Чесс, по сути, стал исполнительным продюсером «Sticky Fingers» и ввел в действие жесткий режим, практиковавшийся на «Чесс рекордз» в былые дни в Чикаго; главное правило гласило: «три песни за три часа». Но даже ему не всегда удавалось воспрепятствовать отвлечениям — или же увлечениям — Мика. Бьянка так и не усвоила железного закона: во время записи жены терпеливо ждут до самого конца. Она заходила в студию, устремляла на Мика горящий взгляд, а Мик бросал работу и вместе с Бьянкой исчезал — порой на несколько суток.

После многих лет плесневелого застоя Старгроувз кипел электрическими шумами и гулким прокуренным смехом. Эта атмосфера, весьма уместная у Эдгара Аллана По, даже ненадолго пробудила симпатию к дьяволу. Кеннет Энгер наконец-то собрал деньги на свой черно-магический эпик «Восход Люцифера» (музыку к нему написал бывший подопечный Мэнсона Бобби Босолей, отбывая пожизненное заключение в калифорнийской тюрьме). Энгеру не удалось нанять Мика Люцифером, и он удовольствовался Крисом Джаггером; на роль Озириса пригласил Дональда Кэммелла, на роль Лилит — Марианну Фейтфулл. Кита Энгер забавлял, Мика не особо: готовясь к съемкам, Энгер нередко ночевал в импровизированных спальнях Старгроувз и даже набрасывал кое-какие эскизы на каменных полах. «Дурдом, — вспоминает Маршалл Чесс. — Просыпаюсь среди ночи — кто-то на пианино блямкает, выхожу наутро — все полы какой-то оккультной байдой разрисованы».