– Сефри, – шепотом произнесла Остра.

– Это еще что такое? – строго осведомилась сестра Касита.

– Простите, сестра, – сказала Остра, – но если вас это интересует, то я просто обратила внимание моей подруги на лагерь сефри. – При этом она сделала неглубокий реверанс.

– Имейте в виду, – предупредила сестра, – если вы станете говорить тихо, это будет расцениваться как проступок.

– Благодарю вас, сестра, – более громко ответила Остра. – Я учту это впредь.

Энни, ощутив в себе прилив раздражения, слегка прочистила горло, после чего сказала:

– Куда мои люди могут отнести наши вещи?

– Мужчинам не дозволено появляться на территории обители Милосердия, – объяснила ей сестра Касита. – Все, что вам нужно, вы понесете сами.

– Что?

– Выберите то, что вам необходимо. Причем столько, сколько сможете отнести за один раз. Все прочее останется за воротами.

– Но здесь же сефри…

– Ну, да. Именно поэтому они здесь.

– Но это безумие, – возразила Энни. – Это мои вещи.

– Тогда тащите их сами, – пожав плечами, ответила монахиня.

– Все…

– Энни Отважная, – строго произнесла сестра Касита. – Вы находитесь очень далеко от Кротении.

Однако Энни не скучала ни по титулу, ни по почестям.

– Кротения всегда со мной рядом, – сказала она, кивнув в сторону капитана Марла и остальных стражников.

– Но они не станут ни во что вмешиваться, – продолжала сестра Касита.

– И вы позволите ей обращаться со мной таким образом? – обернувшись, Энни посмотрела на капитана Марла.

– Мои полномочия не распространяются на сестер, – произнес капитан Марл. – Мне надлежало доставить вас сюда в целости и сохранности и поместить под опеку обители Святой Цер, известной также под названием обители Милосердия. Я это сделал.

Энни перевела взгляд с капитана на сестру Каситу, потом на выгруженные из экипажа вещи – два огромных сундука, поднять которые было просто немыслимо.

– Очень хорошо, – сказала она наконец. – А ваши полномочия, капитан Марл, разрешают предоставить мне лошадь?

– Нет, принцесса.

– А веревку?

– Не нахожу никакой причины отказывать вам в этом, – немного поразмыслив, ответил он.

– Тогда давайте ее сюда.

Энни что-то промычала, упираясь всем телом в землю, и поклажа продвинулась еще чуть-чуть. Потом она переместилась еще на полшага вперед, чтобы волочить груз дальше.

– Уверяю вас, – сказала сестра Касита, – что бы вы с собой ни взяли, это не стоит таких усилий. Внутри этих стен вам мало что понадобится. Одежда, пища, вода и кое-какие инструменты. И все это вам будет предоставлено. Прочее и ненужное придется отбросить. Тем более что носить здесь украшения и хорошие платья вам все равно не позволят.

– Это мои вещи, – процедила сквозь сжатые зубы Энни.

– Можно я ей помогу? – в шестой раз попросила Остра.

– Это не твоя поклажа, моя дорогая, – ответила сестра. – Каждый имеет право нести только то, что принадлежит ему.

Энни подняла глаза, в которых читалась усталость. Она уже около часа волочила вещи, но дотащила их только до ворот. Ее старания привлекли внимание добрых двух десятков девушек приблизительно ее возраста. Все они были облачены в коричневые одеяния и такого же цвета апостольники. Многие из них над ней смеялись и отпускали в ее адрес разные колкости, но принцесса не обращала на них никакого внимания.

Энни напряглась в очередной раз, тщетно пытаясь нащупать первый мощеный камень, и веревка, переброшенная через грудь, больно впилась в тело.

Казалось, сефри этот спектакль забавлял не меньше других. Кто-то из их шайки бил в барабан, другой при помощи небольшого лука, используя его вместо смычка, пытался изобразить мелодию на каком-то пятиструнном инструменте.

– Брось ты это дело, принцесса Мул! – кричала одна из девушек. – Ты все равно никогда их не дотащишь, хоть и упряма как осел. И на что тебе это все сдалось?

В ответ на ее замечание остальные девушки дружно залились хохотом. Энни приметила зачинщицу. У нее была длинная тонкая шея и темные глаза, а волосы тщательно убраны под головной убор.

Энни ничего ей не ответила и, немного помрачнев, принялась снова тащить сундуки по земле. Ей пришлось возвращаться назад и тянуть каждый из них по отдельности, правда, когда она добралась до мощеного камня, стало чуть легче. Однако беда состояла в том, что к этому времени Энни совсем выбилась из сил.

Поначалу она даже не заметила, что девушки резко замолчали, а когда обратила на это внимание, то подумала, что ей почудилось. И лишь подняв глаза, поняла, что послужило причиной внезапно воцарившейся тишины.

Сначала она встретила взгляд – острый, суровый, сверлящий – подобно тому, какой был у святой Фендвы, покровительницы воинствующего безумия, которую Энни видела на картине в часовне у отца. Глаза смотрели так пронзительно, что было трудно определить их цвет, если таковой вообще был, настолько они были черны.

Грубое, старое и очень, очень мрачное лицо было цвета вишневого дерева, а одета женщина была во все черное, за исключением серого апостольника. Как только Энни увидела этот взгляд, ее сразу пронзил страх – страх перед тем, какая опасность могла таиться за этими зловещими глазами и грубыми складками на лице.

– Кто ты такая? – воскликнула пожилая дама. – И что, по-твоему, ты делаешь?

Энни постаралась овладеть собой. Кем бы ни была эта старуха, она – обычная женщина. И вряд ли могла тягаться с матерью или Эррен.

– Меня зовут Энни. Я из рода Отважных, принцесса Кротении. Мне сказали, я могу взять только те вещи, которые сумею дотащить до своей комнаты. Вот я и тащу. А могу я узнать, как мне следует обращаться к вам, сестра?

Собравшиеся вокруг женщины разом ахнули, даже у Каситы невольно поднялась бровь.

Пожилая дама заморгала, но при этом не изменила выражения своего лица.

– Мое имя здесь не принято произносить, – заявила она, – как, впрочем, и имена всех прочих сестер. Но ты можешь называть меня сестрой Секулой. Я местра этой обители.

– Очень хорошо, – произнесла Энни, стараясь обрести былую смелость. – Куда я могу поставить свои вещи?

Сестра Секула еще раз окинула девушку бесстрастным взором, после чего подняла палец. Поначалу Энни чуть не подумала, что та указала ей на небо.

– В верхнюю комнату слева, – сухо пояснила настоятельница монастыря.

Энни не сразу разобралась, что та имеет в виду самую высокую башню на крепостной стене.