Рин развела руками:

– Однажды Аримилла собственноручно вручила Скеллиту золотую крону, миледи. Он отдал ее мне в качестве доказательства того, что исправился, – старшая горничная поджала губы. Скеллит спас себя от виселицы, но о прежнем доверии не могло быть и речи. – Это единственный раз, когда ему довелось оказаться шагах в десяти от нее. Сейчас ему приходится бродить по лагерям и сплетничать с солдатами. – Рин помолчала. – Ему очень страшно, миледи. Солдаты в лагерях уверены, что они возьмут город в ближайшую пару дней.

– Ему так страшно, что он не прочь переметнуться в третий раз? – спокойно поинтересовалась Илэйн. Больше сказать было нечего.

– Нет, миледи. Если Ниан или Аримилла узнают про то, чем Скеллит занимается, то он – покойник, и он сам отлично понимает это. Но сейчас он опасается, что они наверняка узнают об этом, когда город падет. Мне кажется, он скоро сбежит.

Илэйн уныло кивнула. Наемники – не единственные крысы, готовые бежать от пожара:

– А еще какие у нас хорошие новости? Мастер Норри?

Главный Писец стоял тихо, ковыряя пальцем свою тисненую кожаную папку, и делал вид, что не слушал Рин.

– Думаю, у меня есть новости получше, чем у госпожи Харфор, миледи. – В его улыбке было что-то триумфальное. В последнее время ему нечасто удавалось похвастаться добрыми вестями. – У меня есть человек, который, как мне кажется, сможет проследить за Мелларом. Можно его пригласить?

Вот это – отличная новость. Пятеро человек погибло, пытаясь выследить Дойлина Меллара, когда тот ночью выбирался в город, и всякий раз «совпадение» выглядело довольно натянутым. Первый парень, судя по всему, наткнулся на шайку разбойников, и Илэйн, не увидев в этом ничего странного, просто выписала его вдове пенсион. Гвардейцы старались хоть как-то контролировать преступность – поджигатели совсем отбились от рук, – но грабители продолжали заворачиваться в темноту, словно в плащ, и идти на дело. Еще четверых, похоже, постигла участь первого: все они погибли от удара ножом, их кошельки оказались пусты. Но как бы ни были опасны улицы ночью, подобное совпадение кажется весьма сомнительным.

Когда Илэйн кивнула, худой старик поспешил к дверям и, открыв одну створку, высунул голову наружу. То, что он говорил, слышно не было – охранное плетение работало в обе стороны, – но секунду спустя рослый Гвардеец ввел, подталкивая перед собой, шаркающего мужчину в кандалах на руках и ногах. Пленник выглядел абсолютно… заурядным. Он был ни худым, ни полным, ни высоким, ни низким. У него были темные волосы, но назвать точно какой-то оттенок Илэйн затруднялась, и столь же неопределенного цвета глаза. Его лицо было таким обыкновенным, что описать его вообще не представлялось возможным. В этом мужчине не было вообще ничего, что отличало бы его от других. Одежда на нем была такая же незаметная: коричневая куртка простого покроя и штаны из обычной шерсти, ни плохой, ни хорошей – кое-где на них налипла грязь – еще тисненый ремень с металлической пряжкой, у которой могло оказаться десять тысяч близнецов в Кэймлине. Короче говоря, позабыть этого типа не составит никакого труда. Бергитте приказала Гвардейцу оставить пленника в нескольких шагах от ряда стульев и отправила его ждать снаружи.

– Очень надежный человек, – заметил Норри, глядя Гвардейцу вслед, – Африм Хансард. Он преданно служил вашей матери и умеет держать язык за зубами.

– А к чему цепи? – спросила Илэйн.

– Перед вами Сэмвил Гарк, миледи, – сообщил Норри, разглядывая мужчину с любопытством, словно какое-нибудь диковинное животное, – чрезвычайно удачливый карманник. Стража смогла отловить его только потому, что другой разбойник… гм… как говорят на улице, «повесил на него всех собак», надеясь таким образом облегчить себе приговор за третье разбойное нападение с применением силы. – Немудрено, что большинство воров так поступают. Ведь за третью поимку не только приговаривали к большему количеству ударов плетью, но и клеймо выжигали не на большом пальце руки, а на лбу. Такую отметину не так-то просто спрятать. – Любой, кто смог так долго укрываться от правосудия, как мастер Гарк, сумеет выполнить и наше поручение.

– Я невиновен, миледи, – Гарк ударил себя костяшками пальцев по лбу, звякнув при этом оковами, и нацепил жалостливую улыбку. Он затараторил: – Это все ложь и клевета. Я – верный слуга королевы, поверьте. Во время бунта я носил цвета вашей матушки, миледи. Нет, сам я не участвовал в этой смуте, не извольте усомниться. Я простой писарь, когда есть работа, а сейчас мне не везет. Но я носил ее цвета на шляпе, так, чтобы все видели. Да-да, так оно и было.

Узы наполнились скептицизмом Бергитте.

– В комнате мастера Гарка был обнаружен сундук, набитый аккуратно срезанными кошельками, – продолжил Главный Писец. – Там их были тысячи, миледи. Буквально тысячи. Полагаю, теперь он жалеет, что хранил эти… гм… трофеи. У большинства карманников хватает ума избавиться от кошелька как можно скорее.

– Я подбираю их повсюду, где найду, миледи, то там, то сям, – Гарк развел руки, насколько позволяли цепи, и пожал плечами, прямо сама оскорбленная невинность. – Может, это и глупо, но я же никому плохо не делаю. Это просто безобидное развлечение, миледи.

Госпожа Харфор громко фыркнула, на ее лице было написано открытое неодобрение. Гарк умудрился принять еще более обиженный вид.

– В его комнате также нашли монеты на сумму более ста двадцати золотых крон, спрятанные под половицами и в тайниках в стене, в потолочных балках, повсюду. И в свое оправдание он заявил, – Норри повысил голос, потому что Гарк снова открыл рот, – что он не доверяет банкирам. Он утверждает, что эти деньги он получил в наследство от умершей тетки из Четырех Королей. Я очень сильно сомневаюсь, что судьи из Четырех Королей зарегистрировали бы факт подобного наследования. И судья, разбирающий его дело, говорит, что подсудимый был удивлен, узнав, что факт наследства вообще регистрируют, – и в самом деле, улыбка Гарка потухла при упоминании об этом. – Гарк утверждает, что работал у купца по имени Вилбин Саймс, который четыре месяца назад умер, однако ни дочь мастера Саймса, продолжающая дело отца, ни другие писари не смогли вспомнить никакого Сэмвила Гарка.

– Они просто не выносят меня, миледи, – угрюмо встрял Гарк. Он сжал кулаками цепи, идущие от запястий. – Я собрал доказательства того, что они обворовывают доброго хозяина. И это родная дочь, только подумайте! Однако он помер до того, как представился случай поведать ему об их темных делишках, и меня выставили на улицу без рекомендаций, без единого пенни. Так-то. Они сожгли все, что я собрал, отлупили меня и бросили. Илэйн задумчиво потерла подбородок:

– Писарь, значит. Обычно писари изъясняются куда более витиевато, чем вы, мастер Гарк, но я дам вам шанс доказать свою правоту. Прикажите принести письменный прибор, мастер Норри.

Норри тонко улыбнулся. Как вообще можно так сухо улыбаться?

– В этом нет необходимости, миледи. Судье, разбиравшему это дело, пришла в голову такая же мысль. – В первый раз за все время, что она его знала, Норри открыл папку, которую до этого прижимал к груди. Не хватает только звука фанфар! Когда подсудимый увидел, что за листок переходит из рук Норри в руки Илэйн, его улыбка пропала окончательно.