— «Гриф поднимается навстречу солнцу…» — повторила она. — Может быть, Таита говорил буквально?

Николас подошел поближе к фреске, внимательно осмотрел ее, проведя руками по крыльям, брюху и жестоким кривым когтям. Стена под краской была совершенно гладкой. Никаких неровностей не обнаружилось.

— Голова, Ники. Посмотри на голову птицы! — Ройан подпрыгнула, пытаясь дотянуться до фрески, но не смогла. Она умоляюще повернулась к Харперу. — Сделай это — ты гораздо выше меня.

И только тогда англичанин заметил небольшую тень, которую отбрасывала голова птицы в свете прожектора. Коснувшись ее, он нащупал выпуклость, выступающую за пределы стены. Николас провел пальцами по голове грифа и обнаружил, что клюв был частью изображения.

— Ты нащупал какие-нибудь швы в штукатурке? — спросила Ройан.

— Нет, — покачал головой Николас. — Она гладкая. Выглядит частью основной стены.

— «Гриф поднимается навстречу солнцу…» — настаивала она. — Там нельзя ничего сдвинуть? Попробуй подтолкнуть голову к изображению солнца.

Он обхватил выпуклую голову птицы и принялся толкать вверх.

— Ничего! — простонал Харпер.

— Это стояло здесь четыре тысячи лет. — Ройан прыгала на одной ноге от огорчения. — Черт подери, Ники, если там есть движущаяся часть, она застряла. Сильнее! Толкай сильнее!

Он поднялся и положил обе руки на нижнюю часть изображения головы. На шее выступили жилы, к лицу прилила кровь, сделав его ярко-красным.

— Сильнее! — просила Ройан, но Николас опустил руки и сделал шаг назад.

— Нет, — хриплым от усилий голосом проговорил он. — Голова цельная и не движется.

— Подними меня. Я хочу посмотреть.

— С огромным удовольствием. Годится любой предлог, чтобы коснуться тебя похотливыми руками. — Он встал за ее спиной и поднял за талию, чтобы Ройан могла видеть голову птицы.

Она быстро ощупала ее кончиками пальцев и радостно воскликнула:

— Ники! Ты что-то сдвинул с места. Краска вокруг головы потрескалась. Я чувствую. Подними меня повыше.

Он закряхтел от усилия, но поднял ее еще на фут.

— Да, абсолютно точно! — закричала Ройан. — Что-то стронулось. В стене над головой появилась трещина. Посмотри сам!

Он принес один из пустых армейских ящиков с площадки за дырой и поставил его под изображение грифа. Встав на ящик, Харпер оказался на одном уровне с глазами птицы.

Выражение его лица мгновенно изменилось. Николас быстро сунул руку в карман и вытащил складной нож, открыл лезвие и осторожно поводил им вокруг головы. Вниз полетели маленькие куски краски.

— Действительно, похоже, что голова — это отдельная часть, — признал он.

— А теперь посмотри еще выше, вдоль солнечного луча. Видишь, на стене появилась трещина?

— Знаешь, ты права, — согласился англичанин. — Но если я попробую ее расчистить, то испорчу фреску. Ты хочешь, чтобы я сделал это?

Она колебалась недолго.

— Все равно могилу затопит, когда уровень воды снова поднимется. Поэтому мы в любом случае лишимся фресок. Риск обоснованный. Попробуй, Ники!

Он засунул лезвие ножа в тонкую трещину и осторожно повернул. От стены отвалился кусок штукатурки шириной с его руку и упал в пыль на агатовых плитах пола.

Николас заглянул в оставшуюся на стене впадину.

— Похоже, в стене есть что-то вроде прорези или желоба. Я расчищу его до конца. — Он принялся аккуратно орудовать ножом, и вниз полетели новые куски штукатурки.

Ройан зачихала от пыли, но не отступала. Кусочки мусора застряли у нее в волосах, как конфетти.

— Да, — наконец выговорил Харпер. — Здесь действительно вертикальный прорез.

— Убери штукатурку вокруг головы грифа, — велела она, и Николас, вытерев нож о штаны, снова принялся за дело.

— Все готово, — заявил он наконец. — Похоже, голова должна подняться по желобу. Отойди и дай мне рабочее пространство.

Положив обе руки под нижнюю часть головы грифа, Харпер навалился изо всех сил. Ройан сжала руки в кулаки и нахмурилась, сочувствуя ему.

Раздался негромкий скрежет, и выступающая деталь фрески рывками поползла в прорези. Она достигла верха, и Николас спрыгнул с ящика. Оба в ожидании уставились на изуродованную голову в окружении содранной штукатурки.

— Ничего! — удрученно прошептала Ройан после длинного молчаливого ожидания. — Ничего не изменилось.

— Это еще не конец цитаты со стелы, — напомнил он. — Там было больше, чем просто про грифа и солнце.

— Ты прав. — Она с готовностью оглядела всю стену. — «Шакал воет и оборачивается к собственному хвосту».

Ройан дрожащим пальцем указала на маленькую, почти незаметную фигурку Анубиса, шакалоголового бога кладбищ, на стене напротив изуродованного ими грифа. Он стоял у ног огромного изображения Осириса и не сильно превосходил размером украшенную кольцами ногу мужа Исиды и отца Гора.

Ройан подбежала к стене и, коснувшись Анубиса, сразу поняла, что и он тоже выступает вперед. Она изо всех сил начала пытаться повернуть фигурку сначала в одну сторону, потом в другую.

— «Шакал оборачивается к собственному хвосту», — выдохнула она, борясь с ним. — Он должен поворачиваться!

— Дай-ка я. — Николас мягко отодвинул ее в сторону и опустился на колени перед изображением черноголового бога, снова применив нож, чтобы очистить штукатурку и толстый слой краски. — Кажется, он вырезан в толстом дереве, а потом покрыт штукатуркой, — сказал англичанин, тыча в фигурку ножом.

Расчистив канавку, Харпер попытался повернуть голову по часовой стрелке, закряхтев от усилия.

— Нет! — проговорил он.

— В Древнем Египте не было часов, — возбужденно напомнила Ройан. — В другую сторону. Поверни в другую сторону.

При вращении в другую сторону за стеной раздался еще один резкий скрежещущий звук. Маленькая фигура медленно развернулась в руках у англичанина, пока черная голова не указала на желтые плиты пола.

Оба отступили от стены, выжидающе глядя на нее, но после еще одной томительной паузы даже Николас упал духом.

— Не знаю, чего нужно добиться, но этого не происходит, — с отвращением проговорил он.

— Но и это не вся цитата, — прошептала Ройан. — «Река течет к земле. Бойтесь, осквернители святых мест, или гнев богов падет на ваши головы».

— Река? — спросил Николас. — Как сказал бы Сапер, я не вижу никакой чертовой реки.

Ройан даже не улыбнулась имитации диалекта кокни. Вместо этого она принялась лихорадочно оглядывать надписи и картинки, покрывающие стены вокруг них. Вскоре она обрела искомое.

— Хапи! — зазвенел ее голос. — Бог Нила! Река! Высоко на стене, на одном уровне с головой великого бога Осириса, на них смотрел бог реки. Хапи был гермафродитом, с женской грудью и мужскими гениталиями, торчащими из-под огромного живота. В широко раскрытой пасти его гиппопотамьей головы виднелись большие кривые зубы, усеивающие огромные челюсти.