Стучу в дверь.

— Кто там? — слышится голос Ивана.

— Миронов моя фамилия.

— Слава! — дверь распахивается. — Заходи!

Потом он позвал еще одного общего приятеля Серегу Мазлова. Мы выпили все спиртное, я сидел и говорил, говорил, надо было выговориться. А потом они пошли меня провожать. По дороге взяли еще бутылку коньяка. Возле вагона выпили ее прямо из горлышка, без закуски. В вагон какие-то нерусские пытались погрузить тюки с товаром. По внешнему виду очень напоминали чеченцев. Проводница кричала на них, чтобы шли к бригадиру поезда, и договаривались с ним. Они совали ей деньги, она кричала на них. Я не выдержал:

— Что ты кричишь на них! Сейчас мы отберем товар, а самих спустим под колеса. Они же духи!

— Слава! Ты что говоришь?! — оборвал меня Иван. — Успокойся, все, война закончилась.

— Извините, мужики, не могу так быстро перестроиться.

Они посадили меня в вагон. Я проспался, и вот подъезжаю к самому прекрасному, самому любимому городу. Вот они, мои любимые красные сопки. Вот часовня. Господи! Я дома! Бесполезно говорить, что испытывал в тот момент. Восторг, счастье, умиление — не хватит эпитетов в русском языке для перечисления всего.

На вокзале меня встречал Кострин. Мы обнялись, я не смог сдержать чувств и прямо на перроне заплакал. Алексеевич, который старше меня, тоже не смог сдержать себя. И вот мы как два идиота стояли посредине перрона и, обнявшись, всхлипывали. Потом поехали к нему на работу, что напротив Детского мира и распили пару бутылочек шампанского.

Затем он повез меня домой. Сердце учащенно билось. Я испытывал непонятный страх. Взлетел на третий этаж на одном дыхании и позвонил в дверь.

Залаяла моя собака и дверь распахнулась, на пороге стояла самая прекрасная, самая любимая женщина — моя жена.