– Достаточно! – приказала Фэллон. – Хватит.

– Помоги мне встать, – нетерпеливо попросила Тоня сестру, когда Дункан вошел в круг камней. – Я хочу на это посмотреть.

– Тебе не следует… А, забудь, – вздохнула Ханна и выполнила просьбу раненой девушки, обняв ее. – Я тебя поддержу.

– Как и всегда.

Пойманная в ловушку тем существом, что впустила сама, Петра распростерлась на земле, истекая кровью. Черно-белые волосы склеились и спутались. Но вот глаза стали вновь небесно-голубыми, наивными, и девушка посмотрела на Дункана.

– Это все тьма виновата. Она обманула меня и заставляла делать ужасные вещи. Посмотри, во что превратилось мое тело. Помоги мне. Спаси меня.

– Не в этот раз, – он вновь начал толкать Петру в центр, к яме, но мягче, чем сам от себя ожидал.

– Идем со мной, – глаза девушки вновь почернели. Она улыбнулась, показав окровавленные зубы, и потянулась к Дункану, желая забрать его с собой. – Вместе мы способны на многое.

– Катись в ад! – процедила Фэллон, тоже входя в круг камней.

Петра руками и ногами цеплялась за землю, сопротивляясь напору магии и оставляя глубокие борозды, пока пальцы не заскребли по краю ямы. Затем в последний раз растянула губы в злорадной улыбке, посмотрела на Фэллон и произнесла нечеловеческим голосом:

– Мы еще за тобой вернемся.

И полетела вниз. Из горла того, что было девушкой, раздался вой твари, которую она впустила.

Дункан отправил вслед струю пламени, чтобы убить обеих, и мрачно возразил:

– Не вернетесь.

– Держи барьер, – сказала ему Фэллон и зашагала к Леоху, чтобы достать все необходимое для ритуала из седельных сумок. Затем спросила Тоню: – Завершим начатое вместе? Ты как?

– Веселье уж точно не пропущу. Только нужна помощь: ноги не держат. Похоже, я сломала обе.

– Конечно. Обопрись на меня, – кивнула Фэллон и объяснила матери и Ханне. – Барьер открывается только нам троим. Нужно замкнуть круг, запечатать проход, провести ритуал очищения.

– Мы подождем, – заверила Лана, обнимая Ханну за талию.

Они наблюдали, как потомки Туат Де Дананн заставили землю внутри каменного круга сомкнуться, затем пролили кровь, вновь восстанавливая целостность завесы, и с помощью сил света очистили оскверненное место.

Мечом, который Фэллон достала из пламени, она нанесла на щит, призванный ограждать землю от вторжения тьмы, пятикратный символ. Символ баланса. Символ Избранной.

Как только она это сделала, в небе вспыхнул свет такой яркий, словно наступил день, и омыл весь мир теплом, будто солнечные лучи.

– Здесь снова будут цвести цветы и расти трава, – объявила Фэллон, когда сияние чуть угасло и вновь воцарилась ночь. – Олени станут приходить сюда пастись, а люди – взглянуть на щит, созданный из света и крови, который вечно будет удерживать тьму.

– Земля очищена от скверны, – добавил Дункан.

– А завеса восстановлена, – согласилась Тоня, опираясь на брата.

– Откройся, – велела Фэллон, выходя из круга камней. – Это место отныне доступно всем, кто ищет добра и не пропустит созданий зла, как снаружи, так и изнутри.

– Как ночь сменяет день, – втроем произнесли они, держась за руки, – как день сменяет ночь, свет навеки изгонит тьму прочь.

– Мы победили, – улыбнулась Фэллон, оборачиваясь к матери.

– Я знаю, – со слезами на глазах Лана погладила дочь по щеке. – Знаю.

– Вы с Ханной никогда не появлялись в видениях будущего. Но без вас обеих мы бы не справились.

– И без поддержки из Нью-Хоуп, – добавил Дункан.

– Мне кажется, я слышу пение, – пошатываясь, пробормотала Тоня. – А вы слышите?

– Вроде как. Думаю, тебе лучше вернуться домой, – озабоченно предложил Дункан.

– Ага, – она слабо улыбнулась. – Теперь можно. Потому что… Ой… – И раненая девушка свалилась на руки брату.

– Просто обморок, – успокоила его Ханна, проверив пульс сестры. – Мы доставим ее в больницу и позаботимся о ранах как следует.

– Нужно будет совершить еще скачок, – предупредила Лана, поддерживая Тоню с одной стороны.

– Справлюсь, – заявила Ханна, подхватила бессознательное тело сестры с другой и приготовилась к перемещению.

– Знаю, что справишься, – улыбнулась Лана, посмотрела в глаза дочери, приложила ладонь к груди и перенеслась домой вместе с Ханной и Тоней.

– Тьма притаилась в алтаре, – проведя рукой по грязному лицу, начала рассказывать Фэллон, когда груз с души спал. Теперь все они в безопасности. – Я слышала ее зов и уговоры возлечь на каменную плиту, позволить высосать мой свет, но вместо этого разбила алтарь. Однако это не уничтожило источник, а только ослабило. Я…

– Все уже закончилось. Мы победили.

Теперь, когда приливная волна магии схлынула, все вокруг казалось немного нереальным, ненастоящим.

– Даже не знаю, что я сейчас чувствую. Облегчение? Вся моя жизнь была направлена к этому моменту, и сейчас, когда мы покончили с тьмой, что следует ощущать? – Фэллон посмотрела на Дункана: такого реального, настоящего. И мир вновь обрел четкость. – Ты ужасно выглядишь. Весь в синяках, кровоподтеках и ожогах. Как и я сама, наверное.

– Мы исцелим друг друга, – пообещал Дункан, беря любимую девушку за руку, и сосредоточился на свете, который по-прежнему сиял между ними, чтобы признаться. – Я хотел, чтобы Петра умерла, и хотел убить ее сам. Ради Дензела. Ради Мика. И ради многих других. Но когда дошло до дела, то понял, что она просто сумасшедшая. Жалкая. Злая, да, но сумасшедшая и жалкая. Поэтому гибель Петры принесла мне… – он замялся, подыскивая слова. Не удовлетворение. И точно не радость. – Пожалуй, тоже облегчение. Да, облегчение подойдет.

– Думаю, этого достаточно. И тебе, и мне. А сейчас надо… Боже, Леох! Я должна… – не договорив, Фэллон побежала к единорогу и принялась осматривать его бок, обожженный пламенем дракона.

Однако обнаружила не рану и даже не заживший шрам, а пятикратный символ на гладкой белой шкуре.

– Иногда боги добры к нам, – пробормотала девушка, облегченно выдохнув, когда увидела Таише, который опустился на луку золотого седла, и Фаол Бана, который подбежал к Леоху и выжидательно посмотрел на Фэллон. – Нужно проверить лес и убедиться, что не осталось ни малейшего намека на тьму.

– Смотри! – Дункан поцеловал ее с нежностью, удивившей их обоих, а затем указал в сторону мертвых деревьев.

Они оживали и снова обретали цвет. Дубы шелестели осенней листвой. Сосны кивали зелеными макушками, залитыми лунным светом. На чистом, словно прозрачное стекло, небе больше не было ни облачка и звезды ярко блестели в ночи.

Между деревьями, над лугами без следа опаленной травы, танцевали крошечные огоньки.