Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите меня.
Он идет в сад. Растерянная Жоэль тянется за сигаретами. Я открываю свой чемодан и достаю копию завещания, которую дал нам Каталано. Там черным по белому написано:
Элиас Бишара, рожденный 28 февраля 1973 года в Бейруте.
Он был зачат в Германии. Депортирован в утробе матери. И Мориц не является его биологическим отцом.
– Он, должно быть, усыновил его. Как и тебя.
Жоэль молча смотрит в окно, как он стоит там, в саду. Из кустов к нему подходит кошка, он берет ее на руки и гладит по мокрой шерсти. Впервые я чувствую, что Жоэль по-настоящему сочувствует ему. Она вытирает слезу.
Мы выходим к нему. Кошка спрыгивает с его рук и исчезает за деревьями. Некоторое время мы стоим рядом, не глядя друг на друга. Влажная земля под ногами и очищающееся небо с тающими облаками.
Жоэль улыбается ему. Он отвечает тем же. Без намека на сарказм.
– Ты думаешь, твоя мать там была? – спрашивает Жоэль.
– Ты про Мюнхен в семьдесят втором?
– Да.
– Я часто задавался этим вопросом. Но когда я повзрослел, чтобы понимать связи… спросить уже было не у кого.
Элиас смотрит на мокрые кусты, с которых капает вода.
– А моя мать там была, – говорю я.
Глава
49
Попытка убежать от боли только усиливает боль.
Мюнхен
Анита в очереди красивых женщин. Анита в желтом мини-платье с синей сумочкой. Анита вместе с подружкой Хайке, которая нервно переминается с ноги на ногу. Другие стюардессы перешептываются, проверяют в зеркальцах макияж, снова и снова пудрятся. Возьмут только лучших. Анита в ее туфлях-лодочках совершенно расслаблена. Она знает, что ее выберут. Затем она входит в комнату, где ее ждут двое мужчин и женщина из Олимпийского комитета, садится на свободный стул, кладет ногу на ногу и рассказывает о себе, на четырех языках.
* * *
Так она мне рассказывала. Моя мать. Такой я ее себе представляю. Такой она выглядела на фотографиях того времени. Во всяком случае, до теракта.
* * *
Это было хорошее время, говорила она. Нет, правда. Хорошее время. Ну да, были Баадер и Майнхоф. Холодная война. Джими Хендрикс, Дженис Джоплин и Джим Моррисон умерли от передозировок. Но Анита разобралась, что газеты рассказывают только плохие новости, поэтому их лучше не читать. Это только портит настроение.
* * *
Вечером после собеседования Аните и Хайке позвонили в их гостиницу «Холидей Инн». Хайке не прошла, Анита прошла. Объяснение? Никакого.
– Тебе просто всегда везет, Анита.
Ирония заключалась в том, что это Хайке мечтала работать хостес на Олимпиаде. Но не решалась идти в одиночку и поэтому уговорила Аниту присоединиться. Ну и ладно! Анита и Хайке отправились в центр «Швабилон», чтобы потанцевать и выпить, и Хайке утешилась с каким-то усачом, у которого было достаточно кокса на двоих. Анита вернулась в гостиничный номер одна, наслаждалась тишиной и смотрела в окно. Огни новой Олимпийской башни вспыхивали на фоне ночного неба. Как обещание хорошего будущего. Работа на Олимпиаде не только лучше оплачивается, но и станет приятной переменой. Пять недель жизни и работы в одном городе, без смены часовых поясов и джетлага. Она надеялась, что что-то внутри нее успокоится.
* * *
Рядом с кроватью, со стороны Хайке, лежала пластиковая коробка с таблетками. Хайке доверилась только Аните, «Люфтганза» не должна была знать об этом. Стюардесса, которая боится летать, – звучит как глупая шутка.
– Если бы ты знала, сколько пилотов глотают эту дрянь, – сказала Хайке.
– Просто не надо смотреть новости, – ответила Анита.
С этого все и началось. В прошлом Хайке была похожа на Аниту. Турбулентность, смена часовых поясов, изменение климата – ей все было нипочем. В их работе ничего не изменилось. Зато в ее голове.
Анита очень ясно помнила тот момент, когда все началось. 12 сентября 1970 года. Они вместе были на пересадке в Лос-Анджелесе. Вся команда сидела в баре и смотрела в маленький телевизор.
Три самолета в иорданской пустыне. Жара, от которой рябит в глазах. Бредут верблюды. И весь мир устремил туда свои камеры. Сюрреалистические картины. Дамы в летних платьях спускаются по трапу. Партизан в палестинском платке подает им руку. Пилот раздает дамские сумочки. Под фюзеляжем выстроились чемоданы. Сотни пассажиров, и все удивительно расслабленные. Белокурая девушка улыбается в камеру. Всех посадили в автобусы и повезли по засыпанной песком взлетной полосе – в желтое ничто. На одном самолете было написано «PFLP», Народный фронт освобождения Палестины, и что-то про Израиль. Анита в жизни не слышала ни о каких «палестинцах».
* * *
Потом они взорвали несколько пустых самолетов. Сначала британский, British Overseas Airways Corporation. Потом американский, Trans World Airlines. И в конце – швейцарский, Swissair. Черный дым над пустыней.
* * *
В тот вечер Хайке постучалась в комнату Аниты. Потому что не могла уснуть. И тогда она впервые заговорила об этих таблетках. Она знала пилота компании «Пэн Эм», который принимает лекарство регулярно. И всегда в хорошем настроении. И даже в случае угона самолета наверняка сохранит спокойствие.
* * *
– С нами этого никогда не случится, – сказала Анита.
– Это может случиться с каждым, – возразила Хайке.
– Ну и какова вероятность? Одна на сто тысяч? У тебя больше шансов подхватить грипп или герпес.
– Ты считаешь, что ты неуязвима, да?
– Тебе не нужны никакие таблетки, Хайке. От них только зависимость возникнет.
* * *
Вот именно. Зависимость. Анита также просчитала риски. И решила, что риск заработать зависимость от лекарств выше, чем риск угона самолета. Не потому что это чаще случается. А потому что больше всего Анита боялась потерять свою свободу.
– Почему ты никогда не боишься? – спросила Хайке.
Анита пожала плечами и достала из мини-бара две водки.
* * *
Вскоре после этого Хайке потеряла сознание. Над морем, во время рейса. У нее затряслись руки, подкосились колени, и она рухнула в проход. Анита с коллегой перенесли ее в кабину пилота. Они вели себя так, словно это обычная ситуация, и действительно панические атаки в полете уже случались. Но впервые у члена экипажа. Хайке было стыдно. И тогда она начала принимать таблетки.
Анита оставалась спокойной и расслабленной даже на ближневосточных рейсах. Она думала, что, быть может, ее непоколебимый оптимизм объясняется тем, что она никогда не забывала, откуда она родом.