ситуация. Восточному фасаду Латинской империи противостоял новый василевс Никеи Иоанн Вататц. При Пойманеноне он нанес войскам Робера де Куртене крупное поражение, в котором погиб один из наиболее доблестных рыцарей, ветеран Четвертого крестового похода Макэр де Сент-Менеуль (1224). Несмотря на зиму, Вататц шаг за шагом отобрал у латинян Пойманенон, важный город Кизик и Троаду, короче, все азиатское побережье, до того момента находившееся под их властью, оставив им только полуостров Скутари напротив Константинополя. Он отнял у них даже острова Лесбос, Хиос и Самос, что много говорит об их растерянности, если учесть, что благодаря венецианскому флоту они в принципе имели господство на море. Наконец, его войска переправились через Дарданеллы, оккупировали Мадитос и Галлиполи — ключи к проливам, проникли во Фракию и изгнали — видимо, без боя — латинян из Адрианополя (1224). Почти одновременно с ним его соперник, василевс Эпира Феодор Ангел, отняв у Робера де Куртене Ксантейю (Ксанти), Мосинополь и Дидимотихон, в свою очередь появился перед Адрианополем и вынудил людей Вататца оставить город ему, а латиняне даже не попытались воспользоваться этим соперничеством между греками, чтобы дипломатическими маневрами или вооруженной силой вернуть утраченную территорию (1225).

Вопрос был не в том, как долго еще латиняне смогут противостоять греческому реваншу, а в том, который из двух василевсов, Никейский или Эпирский, отберет у них Константинополь. Обычная гонка ради дележа добычи.

Спасти Латинскую империю могло лишь решительное вмешательство Запада. Для этого был необходим крупный крестовый поход, но франки едва вышли из Пятого, в Египет, в 1221 г., который, как нам известно, завершился катастрофой. Во всяком случае, папство сознавало опасность. Среди стольких катастроф, между потерей Фессалоник и Адрианополя, папа Гонорий III во взволнованном письме к Бланке Кастильской[280], датированном 20 мая 1224 г., требовал вмешательства Капетингов в интересах Латинской империи Романии, которая, как писал понтифик, была «как новая Франция». Он предупреждал, что в отсутствие быстрой помощи результаты Четвертого крестового похода будут утрачены.

Сложность ситуации усугублялась неспособностью правителей, слабостью династии. В то время, пока рушилась его империя, Робер де Куртене оставался пассивным. Этот апатичный и сластолюбивый молодой человек — хронисты даже называют его слабоумным — не появился на поле ни одного сражения, на которых решалась судьба Романии. Презираемый баронами за свою вялость, дискредитированный потерей Адрианополя и большей части Фракии, утративший престиж даже среди своего ближайшего окружения, он очень скоро пожал плоды этой дискредитации. Он взял себе в любовницы или в морганатические супруги молодую женщину из дома де Невиль в Артуа. Однажды бароны, предводительствуемые ее бывшим женихом, брошенным и сгоравшим от жажды мести, ворвались во дворец, схватили несчастную и отрезали ей нос и губы, а слабый Робер даже не сумел отомстить за нападение. После этой драмы Робер, пожираемый стыдом и гневом, отправился в путешествие в Италию, где папа попытался его утешить. Но он был сломлен и скончался на обратном пути (1228). Если убожество империи и ее императора растрогали отеческое сердце понтифика, то больше никого на Западе они не тронули.

Странное влияние византийской среды: после двадцати лет пребывания на Босфоре французские бароны дошли до той же степени вырождения, как прежние слабейшие василевсы до них, а после — самые бездарные Османы.

Последние подвиги Жана де Бриенна

Необходим был сильный правитель. Законы наследования привели на престол одиннадцатилетнего ребенка Бодуэна II, младшего брата Робера. Некоторое время предполагалось доверить регентство болгарскому царю Ивану Асеню; конечно, данный выбор был рискованным, однако он, по меньшей мере, обеспечил бы несчастной империи могущественного покровителя. В конце концов, испугались этого слишком яркого соседа. Бароны и латинское духовенство предпочли бывшего короля Иерусалимского Жана де Бриенна, бесспорно, отважного рыцаря, однако уже восьмидесятилетнего и к тому же посредственного политика (мы видели, как в 1225 г. он наивно позволил императору Фридриху II отстранить себя от управления Иерусалимским королевством). Этот выбор толкнул болгарского царя к союзу с греками.

Это означало собственными руками умножать трудности. Франки получили еще одного врага в тот момент, когда с огромным трудом сдерживали греческий реванш.

Как в самые худшие дни 1205 г., соединились две угрозы: Жану де Бриенну, провозглашенному одновременно регентом и императором-соправителем (1231–1237), предстояло противостоять коалиции никейского василевса Вататца и болгарского царя Ивана Асеня, которые совместно осадили Константинополь (1235–1236). Для обороны города у Бриенна было всего 160 рыцарей, несколько конных сержантов и немного пехоты против массы противников, насчитывавшей, возможно, сто тысяч человек. Но даже на излете жизненного пути он проявил замечательный героизм, который уже продемонстрировал в 1218 г. в ходе осады Дамьетты. Константинополь был спасен легендарной отвагой этого старца. Венецианцы, знавшие, что, допустив падение города, потеряют торговую гегемонию в Романии, помогали ему всеми силами. Их бальи Джованни Мичиель проявил замечательную энергию, а участие в обороне одной из их эскадр, обеспечившей удержание господства на море, охладило пыл никейцев. Не забудем и про крайне своевременное прибытие князя Морейского Жоффруа II де Виллардуэна, который своими кораблями прорвал вражескую блокаду и во главе цвета своего рыцарства триумфатором вступил в Константинополь. Ссора между греками и болгарами окончательно разжала кольцо блокады. И те и другие сняли осаду с Константинополя.

Это блестящее сопротивление обеспечило Латинской империи еще четверть века существования.

Царствование Бодуэна II. Наржо де Туси

Это стало последним подвигом Жана де Бриенна. После смерти старого крестоносца (23 марта 1237 г.) Бодуэн II остался единственным императором. Он был слабым человеком, во всяком случае, кажется, не имел больших воинских талантов. Зато проявил настоящие способности в дипломатии. Он неоднократно ездил на Запад выклянчивать помощь, продавая для этого реликвии из церквей своей империи (таким образом в парижскую Сент-Шапель попали шипы из тернового венца). В 1245 г. он присутствовал на Лионском соборе рядом с папой Иннокентием IV. Но Запад, поглощенный борьбой пап со Священной империей, практически ничего для него не сделал.

Добавим к этому, что, поскольку Латинскую империю поддерживали римские папы, император Фридрих II, из ненависти к ним, открыто поддерживал греков, и его дипломатическая деятельность приносила им немалую пользу.

Инертность Запада была тем более преступной, что с его стороны небольшого усилия могло хватить для того, чтобы надолго обезопасить Константинополь. Во время одной из поездок Бодуэна II на Запад управление Латинской империей было поручено (1238–1241) активному и адаптировавшемуся к балканской среде барону Наржо де Туси, нанявшему банды куманов, или кипчаков, тюрок-язычников из русской степи (1238). Благодаря этим суровым помощникам латиняне на какое-то время отбили у никейских греков город Цурулон, или Чорлу (1240), но, из-за отсутствия свежих подкреплений, это завоевание почти разу было утрачено (1247)[281].

Это была