и серебра: двести семьдесят шесть золотых чаш (каждая весом почти в фунт); серебра в слитках и монете восемнадцать тысяч триста фунтов, большое количество серебряной посуды. Все это квестор Гай Фламиний пересчитал и взвесил. Захватили четыреста тысяч модиев пшеницы и двести семьдесят тысяч модиев ячменя, отбили у врагов шестьдесят три грузовых судна, некоторые были нагружены зерном, оружием, бронзой и еще железом, холстом, спартом и разным судостроительным материалом. По сравнению со всем этим богатством Новый Карфаген сам по себе стоил малого» (XXVI, 47). Обратим внимание, что в армии Сципиона служил сын консула Гая Фламиния, погибшего при Тразименском озере.

Удивляет другой момент. Как человек не военный, Тит Ливий делает совершенно неверный вывод по итогам кампании Сципиона, выставляя на первое место захваченную добычу. Но всем этим трофеям грош цена в базарный день без учета стратегического значения самого города. Снаряжение, оружие, деньги и запасы продовольствия можно было завести в Испанию из той же Африки, но второй такой крепости, подобной Новому Карфагену, у пунийцев на Иберийском полуострове уже не было. Что и определило исход борьбы в регионе.

На следующий день после взятия города Сципион награждал отличившихся воинов. Но когда встал вопрос о том, кого наградить «стенным венком» (Сorona muralis) за то, что первым поднялся на крепостную стену Нового Карфагена, торжественная процедура едва не закончилась солдатским мятежом. Потому что на эту награду претендовали двое – центурион четвертого легиона Квинт Требеллий и морской пехотинец Секст Дигитий. Дело едва не дошло до рукопашной между пехотинцами и моряками, поскольку назначенная Сципионом комиссия так и не смогла вынести какое-либо внятное заключение. Пришлось командующему лично заниматься этим вопросом и разводить противников в разные стороны. Не желая осложнять ситуацию, Публий присудил награду обоим претендентам, объявив, что они одновременно взошли на стену. Конфликт был погашен, и Сципион продолжил раздавать награды. Несмотря на то что атака со стороны моря была проведена бездарно и не привела к каким-либо результатам, именно командующий флотом Гай Лелий, лучший друг Публия Корнелия, удостоился наивысших отличий – получил золотой венок и 30 быков. Именно Лелия отправил полководец в Рим, чтобы доложить в сенате о величайшей победе над пунийцами и доставить в город знатных карфагенских пленников.

Сципиону предстояло решить судьбу трех сотен испанских заложников, волею случая оказавшихся в его руках. Публий приказал привести к нему этих людей и объявил, что бояться им нечего и скоро он их всех отпустит по домам. Затем он призвал к себе находившихся в его войске испанских вождей и разрешил им забрать своих соплеменников из числа заложников. Также он разослал гонцов к иберийским племенам, чьи представители раньше были в почетном плену у карфагенян, а теперь оказались в руках римлян. Сципион просил прислать в его ставку посланцев, чтобы забрать заложников. Так процесс выглядит в изображении Тита Ливия. Но Полибий добавляет существенную подробность, которая в корне меняет эту идеалистическую картину. Дело в том, что Сципион повелел заложникам написать домой письма и рассказать родным, что они живы и здоровы. А в конце послания сделать приписку, что «римляне желают отпустить всех их невредимыми по домам, если только их родные вступят в союз с римлянами» (Polyb. X, 18). Вот и всё благородство. За внешним блеском в очередной раз скрывается холодный расчет и трезвый взгляд на ситуацию в регионе. Во избежание возможных недоразумений Публий приставил к знатным испанкам охрану, а её начальник отвечал за безопасность женщин лично перед командующим.

Знаменитая история о том, как Сципион поборол искушение и возвратил жениху невесту, также вызывает определенные сомнения. Суть дела такова: легионеры привели своему полководцу испанскую пленницу редкой красоты, но Публий, вместо того чтобы предаться увеселениям в её обществе, стал вести с красавицей задушевные разговоры. Расспросил о родных и близких, а когда узнал о том, что у неё есть любимый человек по имени Аллуций и вовсе растрогался. Недолго думая, полководец отправил гонцов за женихом и родителями пленницы, а затем в торжественной обстановке вручил невесту Аллуцию. Богато одарив влюбленных, Сципион отпустил их домой, а вскоре благодарный испанец вернулся в римский лагерь и привел с собой 1400 конных кельтиберов. Так излагает эту историю Тит Ливий (XXVI, 50). Художники различных эпох неоднократно увековечивали на холсте эту знаменитую сцену, где Сципион возвращает красавицу-испанку жениху

Несколько иначе она звучит в исполнении Валерия Максима: «В возрасте двадцати четырех лет Сципион захватил Карфаген в Испании и получил, таким образом, благоприятные предзнаменования для захвата большого Карфагена. Заложников, которые были захвачены пунийцами, он принял под свою власть. Среди этих заложников была взрослая девушка исключительной красоты. И вот он, человек молодой, победитель, узнав, что она происходит из известного кельтиберского рода и обручена с Индибилисом, знатнейшим среди кельтиберов, вызвал ее родителей и невредимой передал жениху. И даже золото, приготовленное для ее выкупа, он добавил к ее приданому. Великодушием и благородством он добился того, что Индибилис обратил души кельтиберов к Риму и отплатил таким образом за это благодеяние» (IV, 3. 1). На первый взгляд никакой разницы в изложении этой истории у Тита Ливия и Валерия Максима нет, за исключением имени жениха. Но это не так, разница есть, и притом принципиальная. Потому что одно дело, если симпатичная испанка изначально была среди заложников, и совсем другое дело, если легионеры действительно поймали её неизвестно где и как пленницу привели к Сципиону. Если всё было так, как пишет Валерий Максим, то действия Публия продуманы и дальновидны. Если придерживаться версии Тита Ливия, то всё это напоминает глупый американский фильм с глупым хеппи-эндом, где в конце все друг другу глупо улыбаются и громко хлопают в ладоши.

Рассказу Ливия я не верю. Гораздо больше реальному положению дел и духу эпохи соответствует информация Авла Гелия. Ссылаясь на Валерия Анциата, он пишет, что «та пленница не была возвращена отцу, как было рассказано выше, но удержана Сципионом и использована им для любовных утех» (VII, 8). Учитывая, что Публий был не равнодушен к женским чарам, ничего удивительного в этом нет. А вернуть её домой он мог и после того, как красотка ему надоела. На фоне того, как Сципион гуманно обошелся с захваченными в Новом Карфагене испанскими заложниками, на данный факт никто из иберийских вождей и внимания не стал бы обращать. Эко дело, победоносный полководец пленницу в постель уложил! Не он первый так поступил, не он и последний…

Через несколько дней Сципион покинул Новый Карфаген. Всё это время он занимался тем, что обучал сухопутные войска и флот. Длительные