полагались им голубые — как всем, служащим в авиации. И Королев ответил, что голубые пилотки им выдадут, хотя вовсе не был в этом уверен. Есть ли еще голубые пилотки в батальоне на складе?

— А такие штуки нам дадут?

Королев повернул голову и встретился с темными глазами, смотревшими на него прямо и строго. «Черт возьми, что за глаза», — подумал Королев. Все девушки были светлоглазы. Темные глаза только у этой.

— Какие штуки?

— Вот эти, из которых стреляют, — сказала темноглазая и движением подбородка показала на автомат, висевший у Королева на груди.

В батальоне у каждого бойца был автомат. Но выдадут ли автоматы девушкам, Королев не знал и сильно сомневался.

— Это будет видно, — ответил он. — Смотря по обстановке.

Они пошли через город на вокзал. Девушки шагали строем по мостовой, неся на плечах вещевые мешки. Их вела девушка-сержант, шагавшая по мостовой рядом со строем. Королев шел по панели, немного поотстав, и старался перед прохожими делать вид, что не имеет к девушкам никакого отношения.

Было тепло и пыльно уже совсем по-летнему.

4

Эшелон, которым они ехали, состоял из многих товарных вагонов, из платформ, на которых стояли орудия, и одного так называемого классного вагона, то есть жесткого пассажирского. В товарных ехали бойцы артиллерийского дивизиона, в классном — офицеры-артиллеристы. Девушкам, которых вез Королев, дали товарный вагон. Выходило так, что Королеву нужно было ехать вместе с ними. Ему это не нравилось, и он даже подумывал, не устроиться ли ему на открытой платформе, которая везла самоходку. Но комендант вокзала, руководивший посадкой, дал ему совет:

— Попроситесь к артиллеристам в классный, они вас пустят.

Его действительно пустили в классный вагон. Незнакомые офицеры не обращали на него внимания; он сел на лавку возле открытого окна, и мимо неторопливо поплыли леса и поляны. Птичий щебет был слышен даже сквозь гул колес. Пронизанные солнцем, одетые молодой листвой, березы были нежны и прекрасны. Темные шубы еловых лесов хранили какую-то тайну, но и эта тайна казалась нестрашной, заманчивой. И всякий раз, когда ели слегка расступались, он видел на земле белые пятна, словно пятна снега. Но, конечно, это был не снег, это цвела земляника; еще недавно шофер показал ему как чудо один цветочек земляники, а теперь от этих цветов белела вся земля в лесах. «Сколько нынешний год будет ягод!» — подумал Королев.

Мысль о таком изобилии будущих ягод почему-то обрадовала его. Вообще ему сегодня было радостно, он сам не знал почему; радостно ехать и вот так славно сидеть у окна и смотреть на плывущие мимо леса. Нельзя сказать, чтобы он переменил взгляд на данное ему поручение и перестал считать его неприятным. Если бы его спросили, он, как прежде, ответил бы, что не интересуется женщинами и старается быть от них подальше. Но его никто не спрашивал, и сознание того, что сзади, в конце состава, едет вагон с девушками, отзывалось в нем радостным волнением. Он не успел рассмотреть их, он ведь не вглядывался, но в памяти его беспрестанно возникали то глаза, то улыбка, то полоска девичьей шеи над подворотничком, такой хрупкой и беззащитной. По правде сказать, они больше всего поразили его именно своей беззащитностью. Для себя он от них не хотел ничего, кроме возможности защищать их в этом грубом мире.

Ни одного из их лиц он еще не представлял себе отдельно, ни одно, еще не выделилось из того общего тумана, в котором он их видел; кроме разве лица девушки-сержанта, — с ней ему уже пришлось немного потолковать. Но как раз это лицо занимало его меньше всего — было в нем что-то постное, скучное, насквозь понятное.

Девушки называли своего сержанта Марьей Ивановной, и была она старше их всех и старше Королева — лет двадцати трех. Остриженная совсем коротко, по-мужски, она была длинна, плоскогруда, с маленькими красными прыщиками на круглом безбровом лбу. В армии, в каком-то запасном полку, она прослужила уже месяца три, набралась там мужских замашек и очень гордилась своим сержантским званием. Перед Королевым она стояла на навытяжку, отвечала «так точно», спрашивала «разрешите идти» и на мостовой шагала по-мужски, по-солдатски, отбивая каждый шаг. Приветствовать встречных офицеров, отдавать команды «напра-во! нале-во!» доставляло ей явное наслаждение. О своих девушках она говорила недовольно и презрительно, поджимая узкие бледные губы; она уже успела сказать Королеву, что к армейским порядкам они не приучены, что у одной она даже нашла губную помаду и что держать их нужно построже. Королев с ней согласился, но теперь, думая о девушках в заднем вагоне, думал не о сержанте Марье Ивановне.

Эшелон полз на запад медленно, часто останавливался и стоял подолгу. На остановках Королев выходил погулять. Соскочив с подножки, он будто случайно и нехотя брел к концу состава. Покрытые чехлами орудия на платформах были замаскированы нарубленными ветками и сладковато пахли вянущим листом. В товарных вагонах, в раскрытых настежь широких дверях сидели бойцы, свесив ноги вниз и греясь на солнце. Чем ближе подходил Королев к концу состава, тем быстрее он шел. Несмотря на пение птиц, крики бойцов, паровозные свистки, он уже за три вагона начинал слышать щебет девичьих голосов. Но последний вагон, звеневший этими голосами, стоял с наглухо задвинутыми дверьми. Конечно, можно было постучаться. Но Королев не решался. Он обходил вагон кругом, но и вторая дверь была задвинута так же плотно; и он возвращался к себе, в классный, вдоль другой стороны состава. Однако на третьей или на четвертой остановке он, стоя перед задвинутыми дверьми последнего вагона, услышал сверху голос:

— Да ведь это наш младший лейтенант!

Он поднял голову и в маленьком квадратном окошечке справа от дверей увидел круглое смеющееся девичье лицо. Он узнал эту девушку: это была та самая, маленькая, кругленькая, которая спросила его, приходят ли на аэродром письма. Дверь слегка отодвинулась — не больше, чем на сантиметр; в щелке он увидел сержанта Марью Ивановну, внимательно его разглядывавшую. Дверь отодвинулась на полметра, и несколько голосов закричало разом:

— Заходите к нам, товарищ младший лейтенант! Посмотрите, как мы живем!

Он поднялся в вагон, и Марья Ивановна сразу же задвинула за ним дверь. Она объяснила, что на остановках дверей не открывает, чтобы не лезли посторонние. Свет проникал внутрь только через два маленьких окошечка, и глаза Королева не сразу привыкли к сумраку. Королев стоял посреди вагона, а справа и слева от него громоздились два этажа нар. С нар свешивались улыбающиеся головы, блестящие глаза разглядывали