Каждый стремился связаться с Ельциным первым, но тот спал всю ночь и услышал о конфликте только утром от дочери. Не сомкнувшая глаз команда Чубайса собралась в одном из офисов того самого высотного здания, в котором размещалась штаб-квартира корпорации Гусинского. Прямо перед ним находилась стоянка автомобилей, на которой Коржаков укладывал людей Гусинского лицом в снег. Было решено, что только Чубайс сможет убедить Ельцина и спасти их, точно так же как двумя месяцами раньше Чубайс убедил Ельцина отказаться от отмены выборов. Утром Чубайс позвонил Ельцину по прямой кремлевской телефонной линии.

“Когда я говорил с ним по телефону, он сказал, что ничего ужасного не произошло, — вспоминал Чубайс, — что эти люди пытались украсть деньги, но теперь все в порядке. “Мы никому не позволим воровать деньги. Не волнуйтесь. Все в порядке”. Я сказал ему, что не все в порядке, что ситуация совершенно катастрофическая и мне необходимо встретиться с ним. Ему это не понравилось. Тем не менее он назначил мне время”.

Нервные и измученные члены команды Чубайса считали, что результат конфликта совершенно непредсказуем. Они вполне допускали, что верх одержит Коржаков, они будут отстранены от участия в кампании, арестованы и посажены в тюрьму. Приободрило их удивительное предположение Юмашева о том, что сделает Ельцин. “Борис Николаевич уволит Коржакова, — сказал он. — Не знаю, почему мне так кажется, но я давно знаю Ельцина”. Все были поражены. “Многие из нас настолько устали, что не совсем понимали, что происходит вокруг”, — вспоминал Киселев, но заявление Юмашева произвело впечатление на всех. “Юмашев прошептал: “Он уволит их”, — рассказывал мне Зверев. — Мы были потрясены. Никто не поверил ему, потому что мы были уверены, что уволят нас”.

Чубайс пошел к Черномырдину, который осмотрительно держался в стороне от враждующих групп. Чубайс был настроен решительно. Ситуация критическая, заявил он российскому премьер-министру. Черномырдин сохранял спокойствие. “Я просто сказал, что ему пора сказать свое слово, — вспоминал Чубайс. — Он молчал пять лет, и теперь или он выскажет все через час, или сегодня же вечером его уничтожат. Золотой середины больше нет. У вас есть два часа. Если вы сейчас не пойдете к президенту и не скажете: “Либо я — либо они”, вы просто дерьмо. Вас больше нет”.

Спустя несколько часов Чубайс столкнулся с Черномырдиным в приемной Ельцина. Черномырдин посмотрел на Чубайса и произнес: “Я ему все сказал”.

Входя в кабинет Ельцина, Чубайс чувствовал дрожь в коленях. “Мне казалось, что я не смогу убедить его, что ситуация почти безнадежная, — шансов нет”. Он боялся, что Ельцин, как и утром, сочтет этот конфликт мелким недоразумением.

Неизвестно, что произошло во время этой встречи, но в результате Ельцин решил уволить всю “партию войны”: Коржакова, Барсукова и Сосковца. Ельцин выступил перед телевизионными камерами с заявлением. “Меня все время упрекают за Барсукова, Коржакова и Сосковца, — произнес Ельцин мрачным и монотонным голосом. — Разве президент работает на них? Они стали брать на себя слишком много, а давать слишком мало”.

“Это был потрясающий момент”, — вспоминал Киселев. Выступив с заявлением, побледневший Ельцин оглядел собравшихся журналистов и широко улыбнулся. “Ну что? Почему вы стоите? Вы должны бежать к телефонам, сообщить об этой новости!” На секунду Киселев увидел прежнего мужественного Ельцина.

Торжествующий Чубайс немедленно устроил пресс-конференцию в гостинице “Рэдиссон-Славянская”. Он осудил аресты, произведенные накануне в Белом доме как попытку помешать выборам. Но когда его спросили о коробке с деньгами, он спрятался за дымовую завесу. “Я твердо убежден, — сказал он, — что так называемая коробка с деньгами — одна из традиционных провокаций в стиле КГБ советского периода, по части которых в нашей стране накоплен очень большой опыт”. Чубайс сделал предположение, что деньги подбросили. “Нам хорошо известно, как иностранную валюту, деньги, подбрасывали российским диссидентам, и не только им. Недавно мы были свидетелями аналогичной ситуации, когда были подброшены наркотики. Применение этих методов, к сожалению, снова стало практически повседневным делом для Барсукова и Коржакова, и я уверен, что эта провокация, эта фальсификация, будет скоро полностью разоблачена правоохранительными органами”. Чубайса о деньгах больше не спрашивали. Истинный источник 538 850 долларов так и не был установлен. Евстафьев сказал, что не дотрагивался до коробки. Когда через четыре года я спросил об этом Лисовского, он сказал, что “совершенно не ясно”, существовала ли вообще коробка с деньгами. Я ответил: “Не ясно, что ее не было”. “Давайте остановимся на том, — парировал Лисовский, — что нам не ясно, была она или ее не было”. В декабре 1996 года популярная газета “Московский комсомолец”, являющаяся частью империи Лужкова, опубликовала текст беседы Чубайса, Илюшина и третьего человека, которым, как было установлено, являлся Сергей Красавченко. Беседу, вероятно, тайно записали на магнитофон российские спецслужбы 22 июня, через два дня после задержания Евстафьева и Лисовского. Чубайс выражал опасение за судьбу своих помощников и предлагал изъять документы, имеющие отношение к делу. Все трое назвали текст беседы фальшивкой, отрицая, что встреча имела место. Является ли запись беседы подлинной, неизвестно. 7 апреля 1997 года генеральный прокурор закрыл следствие, не установив, откуда взялись деньги. Никто не был обвинен в противоправных действиях. Как показала проверка финансовой отчетности кампании 1996 года, “нет никаких официальных документов, подтверждающих, что эта сумма относится к федеральному бюджету или принадлежит частному или юридическому лицу”. Деньги были переданы правительству 17 апреля 1997 года. Но во время интервью, взятого по горячим следам у Чубайса на канале НТВ, Киселев не задал ни одного вопроса о коробке с деньгами.

Через пять дней с Ельциным приключилось еще одно несчастье.

Как рассказывал Михаил Маргелов, в “Видео Интернэшнл” готовились к напряженному второму туру выборов, когда президент компании Михаил Лесин вернулся с совещания в штаб-квартире кампании с плохими новостями. “Кажется, во втором туре нам придется столкнуться с трудной ситуацией”, — сказал он.

“Что вы имеете в виду?” — спросил Маргелов.

“Нам придется работать в отсутствие клиента”, — ответил Лесин.

“Можно задать еще один вопрос?” — спросил Маргелов.

“Нет”.

Напряженный график поездок Ельцина был отменен. Его помощники сказали, что он простудился. “Президент находится в хорошей форме”, — сказал его пресс-секретарь Сергей Медведев.

26 июня Ельцин пришел домой около 17:00. Когда он сел в кресло, чтобы немного отдохнуть, у него начался тяжелый сердечный приступ. Доктор оказался рядом, и медицинская помощь была оказана немедленно. Ельцин вспоминал в своих мемуарах, как кремлевские врачи следовали за ним на протяжении всей кампании, предупреждая о последствиях интенсивной работы. Теперь стресс и переутомление взяли свое. “И тут же врезала боль. Огромная, сильнейшая боль”, — писал он потом.

Сердечный приступ оказался чрезвычайно деликатной проблемой для проведения кампании. Опросы общественного мнения, проводившиеся Ослоном, показывали, что, узнав о болезни Ельцина, избиратели откажут ему в поддержке. Согласно опросам, рейтинг Ельцина ежедневно уменьшался на полпроцента или даже на процент. Участники предвыборной кампании подготовили грандиозный финал — завершающие поездки Ельцина по стране, но все это пришлось отменить.