они более чем на две недели – и Федерация начнет распадаться на отдельные острова, которые уже ничто больше не будет объединять. Стремление же к самостоятельности никогда не угасает даже в самой крохотной территориальной единице, и чем менее оно экономически и политически обосновано, тем жарче горят его угли под более или менее толстым слоем золы.

Так что, невзирая на то, что правительственное распоряжение формально так никогда и не было отменено, уже через двенадцать дней после ухода «Кита» первый корабль крупной торговой компании стартовал с Ливии в систему Самнии и благополучно прибыл к месту назначения, после чего вся транспортная система сразу же возобновила свою деятельность. Хотя и за неполные две недели простоя многие фирмы успели понести ощутимые убытки, ни торговцы, ни транспортники не стали высказывать свои претензии правительству; они просто сделали вид, что ни о каком распоряжении ничего не знают, правительство же, в свою очередь, наблюдая за порядком в космосе, прикладывало, подобно легендарному адмиралу Нельсону, подзорную трубу к незрячему глазу – и, естественно, ничего не замечало.

Иными словами, для Земли все вроде бы обошлось без особых происшествий.

* * *

ОДНАКО, К СОЖАЛЕНИЮ, НЕ ДЛЯ ВСЕХ

Нет, доктор Функ, невзирая на весьма почтенный вроде бы возраст, до сих пор не только жив-здоров, но и активен так, что молодому впору. И среди проблем, все еще интересующих его, вопрос установления связи с давно исчезнувшим «Китом» занимает далеко не последнее место.

Правда, поиски решения в традиционных направлениях никаких благоприятных результатов до сих пор не дали. Нигде в пространстве следы «Кита», не говоря уже о нем самом, так и не были обнаружены. Вывод напрашивался сам собой: корабля более не существует; или же – для любителей изящных формулировок – он если и существует, то нигде.

Другой, быть может, на этом успокоился бы и почел свою задачу выполненной, поскольку, как известно, далеко не все благие намерения приводят к желаемому результату.

Функ же отступать не хотел, потому что к ретирадам не привык. К тому же чувство вины в том, что в свое время так и не смог оказать терпевшему небывалое бедствие кораблю какой-то реальной помощи, не оставляло его в покое. Хотя никому и в голову не приходило обвинить его хоть в чем-то, в самой малости.

Он просто, убедившись в бесперспективности лобовой атаки, двинулся обходным путем. И надеялся таким способом добиться успеха.

Тем более что буквально только что ему удалось обнаружить странное явление: вопреки всеобщей уверенности в изотропности пространства, то есть в отсутствии в нем предпочтительных направлений, Функ при помощи своей аппаратуры нащупал нечто невероятное: в определенном направлении сигналы его устройств поиска и связи проходили, не угасая, значительно дальше, чем во всех остальных. В пространстве существовал как бы канал связи.

Связи с кем? Ответа он не знал. Но начал упорно исследовать это направление. Без всяких гарантий. Однако лучше искать где-то, чем вообще не искать нигде. Под этим с радостью подпишется любой суфий, а они – не самые глупые из людей.

Впрочем, был факт, который придавал Функу определенную уверенность.

Он заключался вот в чем: глубокой ночью, ощутив нередкий теперь прилив усталости, Функ уснул прямо во время работы, сидя перед настроенным на канал передатчиком, который он просто не успел выключить.

И увидел странный сон: он оказался внутри корабля, о котором твердо знал, что это – «Кит», и о чем-то разговаривал там с человеком, о котором знал, что это – инженер Рудик.

Проснувшись, он сразу же загрузил в компьютер файл с портретами всех людей, находившихся на борту корабля во время того злополучного рейса, – и убедился, что видел действительно инженера и никого другого.

Это давало основания надеяться, что корабль находится именно в том направлении, куда уходил – или откуда приходил канал.

Нужно было работать, работать...

Так что с доктором Функом все в порядке.

Чего никак нельзя сказать о другом физике – докторе Хинде. Том самом, с которым все еще мысленно спорил Карачаров и который, в свою очередь, ничего другого не хотел с такой силой, как столкнуться с оппонентом лицом к лицу и разорвать его в клочья (не в буквальном смысле, разумеется) со всеми его гипотезами.

Однако ему это не было суждено. Такого торжества его карма не включала.

Можно, конечно, сказать, что ему просто не повезло. Он возвращался из своего института домой, его гравикар находился в пятом, скоростном эшелоне, то есть – на высоте примерно трехсот метров над поверхностью земли, когда антиграв замкнуло, и это полезное устройство сразу же перестало держать машину в воздухе. Лишнее подтверждение того, что любая, даже самая надежная техника подвержена непредсказуемым поломкам и отказам.

Гравикар доктора Хинда начал падать или, как еще говорят, посыпался вниз в полном соответствии с законом тяготения.

Нельзя сказать, что такие случаи не были предусмотрены: как только машина перешла в свободное падение, сработало спасательное устройство: колпак кабины отскочил, кресло вместе с Хиндом было выстрелено вверх, и одновременно включился собственный антиграв этого кресла.

Если бы доктор Хинд, находясь в машине, вел себя так, как полагается человеку, управляющему движущимся механизмом, то скорее всего он отделался бы легким, в крайнем случае – средним испугом и без особых усилий посадил бы свое кресло на первую же крышу. Креслом нужно было внимательно управлять с первой же секунды после катапультирования. При всем желании встроить в кресло еще и автопилот просто невозможно, тут уже все зависит от водителя. Однако в гравикаре автопилот был; и Хинд, едва тронувшись с институтского гравидрома, доверил машину компьютеру, сам же с головой погрузился в мысли о последнем эксперименте с инверсией вещества; в последнее время физика больше всего интересовала возможность устранения парного взрыва – а вернее, перевода этого взрыва в со пространство, чтобы эффект можно было использовать без малейшей угрозы для какого-либо космического тела в пространстве нормальном. Лишь после этого, считал он, можно будет опубликовать сообщение о достигнутых результатах, а также (Хинду не были чужды и соображения чисто практические) зарегистрировать открытие и запатентовать разработанные в ходе опытов (и, по слухам, существовавшие уже и в рабочем варианте) конструкции. Доктор Хинд отличался в вопросах публикации чрезвычайной щепетильностью и никогда не позволял себе даже намекнуть на сущность любой своей работы до того, как им, фигурально выражаясь, не была пришита последняя пуговица к мундиру последнего солдата. Сейчас, по его ощущению, до этого оставалось – всего ничего.

Итак, он основательно задумался – хотя, может, не