— Капитан Имри обещал, что они ничего плохого не сделают, если я соглашусь им помогать. Он сказал, что только дураки злоупотребляют насилием.

— Значит, вы убеждены, что они не пойдут на убийство?

— Убийство! Да о чем вы говорите, сэр?

— Калверт!

— Да, сэр?

— Большой бокал виски для сержанта.

— Слушаюсь, сэр.— Когда речь шла об использовании моих личных запасов, дядюшка Артур был сама щедрость. Притом развлечения у нас не оплачивались. Итак, я налил сержанту большой бокал виски и, предполагая неминуемое банкротство, не забыл и себя. Не прошло и десяти секунд, как бокал сержанта опустел. Я взял его под руку и проводил в моторный отсек. Когда через минуту мы вернулись в салон, сержанта не надо было уговаривать пропустить еще стаканчик. Он был бледен как полотно.

— Я говорил вам, что Калверт сегодня днем проводил разведку на вертолете,— между прочим заметил дядюшка Артур.— Но я не сказал, что пилот вертолета был убит вечером. Я не сказал вам также, что еще два моих лучших агента были убиты за последние шестьдесят часов. А теперь, как вы видели, Ханслетт. Неужели вы до сих пор считаете, сержант, что мы имеем дело с благовоспитанными нарушителями закона, для которых человеческая жизнь — святыня?

— Что я должен сделать, сэр? — Кровь снова прилила к смуглому лицу, глаза смотрели твердо, решительно и с некоторой долей отчаяния.

— Вы с Калвертом заберете Ханслетта на берег, в полицейский участок. Вызовете врача и попросите составить заключение о смерти. Нам потребуется официальное подтверждение причины смерти. Для суда. Остальных убитых представить будет, видимо, невозможно. Затем поплывете на лодке на «Шангри-ла», скажете Имри, что мы привезли вам Ханслетта и этого другого — итальянца — в участок. Скажете им также, что слышали, как мы договаривались срочно отправиться на Большую землю за эхолотом для исследования дна и вооруженной поддержкой. И что нас не будет по крайней мере два дня. Вам известно, где именно перерезана телефонная линия?

— Да, сэр. Я сам ее перерезал.

— Когда вернетесь с «Шангри-ла», немедленно отправляйтесь туда и приведите связь в порядок... До завтрашнего утра вы, ваша жена и старший сын должны исчезнуть. На тридцать шесть часов. Если хотите остаться в живых. Понятно?

— Я понял, что вы от меня хотите. Теперь объясните, зачем это нужно.

— Просто сделайте то, что от вас требуется. И последнее. У Ханслетта нет родных — как и у большинства моих людей. Поэтому его можно было бы похоронить в Торбее. Договоритесь ночью с местным гробовщиком и назначьте похороны на пятницу. Мы с Калвертом хотели бы присутствовать.

— Но... пятница? Ведь это уже послезавтра!

— Послезавтра. К тому времени все будет кончено. Ваши ребята вернутся домой.

Макдональд долго смотрел на него молча, потом тихо спросил:

— Как вы можете быть уверены?

— Я совсем не уверен.— Дядюшка Артур устало провел рукой по лицу и взглянул на меня.— Калверт уверен. Жаль, сержант, но вам никогда нельзя будет рассказать своим друзьям, что вы были знакомы с Филипом Калвертом. Если есть возможность что-то сделать, Калверт сделает. Я так думаю. Я на это надеюсь.

— Я тоже на это надеюсь, сэр, — печально сказал Макдональд.

Я надеялся дуть меньше их обоих, но обстановка была уже настолько унылая, что мне не хотелось ее усугублять. Поэтому я придал лицу уверенное выражение и пошел с Макдональдом в машинный отсек.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Среда, 10.40 вечера — четверг, 02.00 ночи

Убивать нас приехали трое, но не в полночь, как было обещано, а без двадцати одиннадцать. Появись они на пять минут раньше — и нам крышка, потому что за пять минут до этого мы еще стояли у причала Торбея. И если бы они пришли на пять минут раньше и прикончили нас, то я был бы виноват, так как, оставив Ханслетта в полицейском участке, настоял на том, чтобы сержант Макдональд силой власти поднял с постели владельца единственной аптеки в Торбее. Желания оказывать мне явно противозаконную услугу у него не было никакого, и мне потребовалось не меньше пяти минут, чтобы, используя весь свой богатый арсенал увещеваний и угроз, заставить пожилого аптекаря вручить мне зеленоватый пузырек с многозначительной надписью «Таблетки». Но мне повезло, и я был снова на борту «Файеркреста» в 10.30 вечера.

Западное побережье Шотландии никогда не славилось теплым «бабьим летом», и этот вечер не был исключением из правил. Помимо того, что было холодно и ветрено, было еще темно, хоть глаз выколи, и дождь лил как из ведра, что не обязательно предусматривалось правилами, но и не было настолько необычно, чтобы вызвать удивление. Через минуту после отхода от причала мне пришлось включить прожектор, установленный на крыше рулевой рубки. Западный вход в пролив со стороны Торбейской гавани между Торбеем и островом Гарви имеет в ширину четверть мили, и я мог бы без труда обойтись компасом, чтобы проскочить в него, но в гавани было полно маленьких яхт, сигнальные огни которых легко было не заметить за пеленой дождя.

Я направил луч прожектора вперед и вниз, прямо по курсу, затем описал широкую дугу вправо и влево.

Лодку я засек буквально через пять секунд. Не какую-нибудь яхту, качающуюся на волнах, а маленькую лодку, медленно двигающуюся в нашем направлении. Слева по борту, чуть впереди нас, ярдах в пятидесяти. Я не видел лица человека, сидящего на веслах, обернутых посередине какой-то белой материей, чтобы не было слышно скрипа уключин. Он сидел ко мне спиной. Очень широкая спина. Куинн. Сидящий на носу смотрел вперед. На нем был темный плащ и берет, в руке держал автомат. С пятидесяти ярдов трудно различить, какой именно, но похоже, это был немецкий «шмайссер». Наверняка это Жак специалист по стрельбе из автомата. Человека, пригнувшегося на корме, распознать было трудно, но я заметил холодный отблеск вороненой стали автоматической винтовки. Господа Куинн, Жак и Крамер направляются к нам, чтобы выразить свое почтение, как и предупреждала Шарлотта Скурас. Только значительно раньше, чем было предусмотрено по плану.

Шарлотта Скурас стояла справа от меня в темной рулевой рубке. Она появилась здесь всего три минуты назад. До того сидела безвылазно