— Разрешите мне закончить,— перебил я. Дядюшка Артур не любил, когда его перебивают.— Они спустились сюда, в машинное отделение. Про передатчик им было известно. Достаточно было осмотреть крышку корпуса правого двигателя. На четырех болтах, а остальные — бутафория, была содрана краска.

Такие же болты на левом двигателе были не тронуты. Они снимают эту крышку, подсоединяются к выходу передатчика и выводят сигнал на дополнительный портативный передатчик, который благополучно прячут, скажем, здесь за батареями. Все необходимое оборудование у них должно было быть с собой, ведь они хорошо знали, на что шли. С этого момента они слушали все до последнего слова. Они знали наши планы, всё, что мы намеревались сделать, и соответственно корректировали свои действия. Они решили, и были абсолютно правы, что куда лучше для них дать возможность мне и Ханслетту вступать с вами в прямой контакт, что давало им возможность быть в курсе всех дел, чем испортить этот передатчик и таким образом вынудить нас искать другие средства связи, которые они не смогут проконтролировать.

— Но зачем же тогда лишать себя такого преимущества...— Он махнул рукой в сторону пустого корпуса двигателя.

— Это перестало быть преимуществом,— устало сказал я.— Они вынули отсюда передатчик, когда Ханслетт был мертв и Калверт, по их мнению, тоже. Им больше не требовалось это преимущество.

— Конечно, конечно. Боже мой, какая дьявольская заварушка.— Он вынул монокль и почесал глаз.— Они наверняка понимают, что мы обнаружим Ханслетта, как только попытаемся воспользоваться передатчиком. Теперь я, кажется, готов оценить ваше замечание в салоне о том, что у нас могут возникнуть проблемы со страховкой. Они могут не догадываться, насколько хорошо мы осведомлены, но рисковать им нельзя. Особенно, когда речь идет о семнадцати миллионах фунтов. Им придется нас ликвидировать.

— Собираемся и уходим — это единственный ответ,— согласился я.— Мы здесь слишком долго разговариваем. Возможно, они уже в пути. Не выпускайте этот «люгер» из рук, сэр. Так будет безопасней. Но сначала мы должны доставить на берег Ханслетта и того приятеля, который остался в каюте на корме.

— Да. Сначала нужно доставить их на берег.

Даже в идеальных условиях подъем якоря при помощи электрической лебедки — работа не для дурака, даже не для проворного дурака. У нашей маленькой лебедки усилие было больше 1400 фунтов. Неосторожно поставишь ногу, сунешь руку, или штанину, или полу дождевика оттопырит ветром и затянет между цепью и барабаном, ты и охнуть не успеешь, как недосчитаешься руки или ноги. О том, чтобы успеть отключить лебедку, не может быть и речи — рубильник всегда расположен за ней. Заниматься этим на скользкой и мокрой палубе вдвойне опасно. А если при этом, вдобавок, полная темнота, проливной дождь и качка, не говоря о том, что пал тормоза поднят, а ворот обернут брезентом, эта работа становится опасной до крайности. Но все-таки менее опасной, чем общение с нашими друзьями с «Шангри-ла», внимания которых мы старались не привлекать.

Вероятно, из-за того, что я был поглощен работой, или потому, что отвлекал внимание приглушенный стук выбираемой якорной цепи, но я не сразу среагировал на посторонние звуки и не смог быстро определить, откуда они доносятся. Дважды мне показалось, что слышу далекий женский голос, и дважды я механически списывал это на затянувшуюся пьянку на одной из малых яхт, стоящих в заливе. Для того чтобы подсчитать, сколько галлонов джина поглощается после захода солнца на стоящих в британских гаванях яхтах, потребовался бы компьютер фирмы Ай-Би-Эм. Потом я снова услышал голос, на этот раз существенно ближе. Пришлось расстаться с версией о затянувшемся веселье. Отчаянные крики на вечеринках в таких случаях бывают только тогда, когда джин заканчивается. На этот раз в приглушенном крике звучало отчаяние другого рода. Я повернул рубильник, и звуки лебедки стихли. «Лилипут» каким-то образом оказался у меня в руке.

— Помогите! — в низком голосе звучали нотки отчаяния.— Помогите же, ради Бога!

Голос звучал из-за левого борта, приблизительно посередине палубы. Я подошел к тому месту, откуда раздавался голос, и застыл без движения. Я вспомнил о Ханслетте и стоял не шелохнувшись. Я не собирался никому помогать, пока не смогу убедиться, что крики слышатся с надувной лодки, в которой, чего доброго, еще пара пассажиров с автоматами. Одно слово, неосторожное движение, а после усилие в семь фунтов на курок, и Калверт окажется среди своих предков, если еще они не откажутся взять в компанию такого глупого родственничка.

— Прошу вас! Помогите мне! Пожалуйста!

Я ей помог. И не столько из-за непритворного отчаяния в голосе, сколько потому, что голос этот без сомнения принадлежал Шарлотте Скурас.

Я снял прикрепленный к стойке ограждения спасательный круг с привязанным к нему канатом и, закрепив канат за перила, опустил круг до уровня воды.

— Леди Скурас?

— Да, да, это я. Слава Богу, слава Богу! — говорила она с трудом, дышала прерывисто, видно, наглоталась воды.

— У борта корабля висит спасательный круг. Хватайтесь за него!

Прошло несколько секунд.

— Схватилась.

— Можете взобраться на палубу?

Опять всплески и тяжелое дыхание. Наконец:

— Нет, нет. Я не смогу это сделать.

— Ничего страшного. Подождите.— Я повернулся, чтобы сходить за дядюшкой Артуром, но он уже стоял рядом со мной. Я прошептал ему на ухо:—Там в воде леди Скурас. Возможно, это ловушка. Правда, я так не думаю. Но если увидите свет, стреляйте на него.

Он промолчал, но я почувствовал, что он достает из кармана «люгер». Я перелез через перила и, держась за канат, спустился до уровня воды, поставив ногу на внутреннюю часть висящего спасательного крута. Потом наклонился и схватил ее за руку. Шарлотта Скурас была далеко не миниатюрна. Кроме того, к поясу у нее был привязан какой-то внушительных размеров мешок, да и я был далек от своей лучшей формы. Совсем не тот, что, скажем, сорок восемь часов назад. Однако с помощью дядюшки Артура мне в конце концов удалось втащить ее на палубу. Мы почти внесли ее в салон и усадили в кресло. Я подложил ей под голову подушку и посмотрел на нее внимательней.

В таком виде она бы не появилась на обложке журнала «Вог». Выглядела она ужасно. Ее темные брюки и рубашка как будто целый месяц, а не несколько минут, мокли в морской воде. Длинные спутанные каштановые волосы мокрыми прядями обрамляли мертвенно-бледное лицо. Большие карие глаза, окруженные