И с некоторых пор действия графа становятся весьма странными.

После покушения Соловьева генеральша Богданович, со слов все того же историка Василия Бильбасова, записывает в дневнике: «За 5 дней до покушения германское агентство прислало шифрованные телеграммы (о покушении. – Э.Р.)… они оказались на столе у Адлерберга, который никогда не брал на себя труд что-нибудь распечатать». И выстрелы состоялись.

Перед взрывом в Зимнем дворце генерал-губернатор Гурко, знавший о вольных нравах, царивших там, решил отобрать у Адлерберга надзор за дворцом.

Но Адлерберг сообщил царю, что Гурко хочет установить военный порядок во дворце. Отлично понимая, что царь тотчас подумает о «деликатном обстоятельстве» (о присутствии во дворце княгини Долгорукой) и не допустит генерала во дворец.

Так оно и было: дворец остался в ведении Адлерберга. И, несмотря на задержание террориста Квятковского с планом Зимнего дворца, никаких решительных мер не было предпринято. И взрыв состоялся.

А накануне действия министра двора были вовсе удивительными. Дмитриев-Мамонов (впоследствии Омский генерал-губернатор) возглавлял тогда охрану царя и его семьи, подчинявшуюся не Министерству внутренних дел, но лично министру двора графу Адлербергу. Только ему и Дмитриеву-Мамонову были известны маршруты поездок царя.

И Дмитриев-Мамонов рассказывал впоследствии своему родственнику Спасскому-Одинцу:

«В сообщениях о готовящемся покушении не было недостатка, но все они были анонимны. Однако утром рокового 1 марта было получено подписанное сообщение, в котором место и обстоятельства покушения были названы, как потом оказалось, совершенно правильно». Дмитриев-Мамонов, по его словам, отнес письмо Адлербергу и доложил о необходимости отменить обычный в этот день маршрут. Адлерберг на это ответил: «Не далее как вчера, после ужина и в присутствии наследника государь строгим голосом почти крикнул мне: “Слушай, Адлерберг! Я тебе уже не раз говорил и еще раз приказываю: не смей мне ничего докладывать о готовящихся на меня покушениях. Оставьте меня в покое. Принимайте меры, ты и Дворжицкий, какие признаете необходимыми, но я хочу остаток жизни по воле Божьей прожить в покое!”

Как я мог после такого, к тому же в такой резкой форме данного приказания докладывать Его Величеству и настаивать еще на отмене выезда».

Этот рассказ дошел до нас в записи Спасского-Одинца.

И потому можно отнестись к нему со скептицизмом. Но довести его до читателя мы обязаны.

Не вся камарилья была уверена в необходимости «убрать императора», и внутри ее, очевидно, шла борьба.

В ГАРФе (Государственном архиве Российской Федерации) хранятся загадочные письма, которые в мае 1880 года начала получать княгиня Юрьевская.

В первом письме автор сообщает княгине о том, что в Петербурге возникла некая тайная организация защитников монархии, решившая бороться с тайными организациями революционеров. Организация именует себя «Тайная Антисоциалистическая Лига» (ТАСЛ). Во главе ее стоит сам автор письма – Великий Лигер. Своего истинного имени и имен участников Лиги автор не сообщает: «Мы поклялись, что никто не узнает наших имен». Вместо этого Великий Лигер подробно описывает церемонии ТАСЛы, забавно похожие на масонские. После молебна члены Лиги собираются в зале, одетые в черные одежды, на груди серебряные знаки Лиги, лица у всех закрыты капюшонами…

Все это было бы похоже на мистификацию, если бы не поражающая осведомленность автора о деятельности «Народной воли».

Один из главных пунктов Устава «Народной воли» гласил: «Комитет должен быть невидим и недосягаем»… Соблюдение этого пункта было главным залогом ее успешной деятельности. Между тем Великий Лигер сообщает о структуре партии «Народной воли», приводит довольно точно численность ее сверхсекретного Исполнительного Комитета и количество боевиков…

Данные, известные только членам Распорядительной комиссии «Народной воли»!

И далее совсем удивительное. Уже в мае 1880 года Великий Лигер просит княгиню Юрьевскую уговорить царя НЕ ездить в воскресенье на развод караулов в Михайловский манеж. И сообщает, что «вероятно, по пути царя будет брошена бомба или путь будет заминирован»…

Но именно тогда в мае Исполнительный Комитет «Народной воли», как пишет Вера Фигнер, «придумал проект – снять магазин или лавку в той части Петербурга, по которым наиболее часто совершает поездки царь и заложить там мину для взрыва».

Кто писал эти письма? И что эта была за организация, так таинственно появившаяся, чтобы впоследствии так же таинственно исчезнуть? (В декабре месяце княгиня Юрьевская получила последнее письмо.)

Скорее всего, никакой ТАСЛ не существовало – это была выдумка, всего лишь псевдоним пишущего. Писал скорее всего кто-то из Третьего отделения.

Он был из тех, кто, по нашей версии, был вовлечен в этот заговор – убрать царя руками «Народной воли». Отсюда столь поражающее знание подпольной России.

Но почему-то он решил изменить заговорщикам и спасти царя… Что с ним случилось потом? Почему он замолчал? Мы, к сожалению, можем только фантазировать…

Но сохранилась тетрадь начальника царского конвоя, капитана К.Ф. Коха, где зафиксированы все маршруты Александра II. И путь царя не изменился после майского предупреждения Великого Лигера.

Видно, Александр II не поверил в серьезность этих писем.

Закачивался февраль месяц.

По традиции, установленной еще убиенным его дедом Павлом I, каждое воскресенье император присутствовал на разводе караулов гвардии – в огромном Михайловском манеже, где могло разместиться несколько конных эскадронов. На разводе были также великие князья, генерал-адъютанты свиты и послы (если они имели воинское звание).

И в дни развода по всему маршруту движения императорской кареты теперь стояли полицейские, охранявшие его проезд, и… наблюдатели «Народной воли»!

Почти все участники грядущего убийства императора будут арестованы и дадут показания.

Так что они сами расскажут об этом убийстве, которое до сих пор остается загадочным. И мы увидим убийство глазами убийц.

К концу февраля подкоп в сырной лавке на Малой Садовой улице был уже закончен, оставалось заложить в подкоп мину.

Определились и четыре добровольца, вызвавшиеся на роль метальщиков бомб, если царь поедет другой дорогой.

Это были студент Горного института мещанин Николай Рысаков (ему девятнадцатый год, по царским законам, несовершеннолетний), студент Технологического института 24-летний поляк дворянин Игнатий Гриневицкий и молодые рабочие – Тимофей Михайлов и Иван Емельянов.