«Что это все значит, черт побери?» Может, зеркальщице прежде что-то такое показывали подвластные ей отражения?

В грязи, скрестив ноги, сидела высокая женщина с блестящей лысой головой. Воздух вокруг нее так и шипел. То и дело она сжимала кулаки, и от нее исходила новая волна обжигающего жара. Значит, это и есть хассебранд. Неподалеку стояло четверо мужчин, тощих и, похоже, голодных. Они ничтожества, прислужники поработителя. Опасны могут быть только тем, что преградят путь.

Бедект остановился. «Поработителя или хассебранд?» Судя по огромному лагерю почитателей, поработитель сейчас на вершине своего могущества. Ему хватит одного слова, чтобы подчинить себе кого угодно.

Бедект глянул на сидевшую хассебранд. Эта женщина уже миновала пик своего могущества и быстро погружалась в безумие. Она протянет, пожалуй, еще пару дней, но с той же вероятностью может умереть и через несколько минут.

Кого нужно убить первым?

«Хассебранд».

– Так вот, мальчик, – сказал поработитель, указав жирной ручищей на кучу грязи. Жир покачивался под его рукой, как развевающиеся шторы. – Хочешь получить больше? Ты же знаешь, им так не терпится продолжить. Они то и дело спрашивают, можно ли еще тебя поколотить.

Бедект услышал, что из кучи грязи доносится тихий стон. Блестящий глаз приоткрылся и посмотрел прямо на него. Отдельные кусочки сложились в его сознании в единую картину. Из кучи, согнутая под каким-то невозможным углом, торчала детская рука. Это не веточки торчали из грязи, а растопыренные пальцы.

Морген.

Они сломали этого мальчика. Замучили самую чистую душу из всех, что когда-либо встречались Бедекту. Они втоптали его в грязь, не только замарали его веру, но и выпачкали саму сущность этого мальчика. В какой-то степени знакомый с характером и особенностями Моргена, Бедект не мог не подумать: он понимает, что больше всего оскорбляет будущего бога во всем происходящем.

Бедект двинулся вперед, снимая топор, висевший до того за плечом.

Он убьет их всех. Каждую без исключения дрянь, у которой не было силы воли выступить против поработителя и не хватило ума спастись бегством от разъяренного Бедекта.

Прислужники поработителя заметили его и что-то прокричали, но слов было не разобрать. Красная кровавая ярость заглушила все звуки. В голове у него звучал стук собственного сердца, и его переполняла пульсирующая необходимость сеять смерть. Поработитель с трудом повернул голову настолько, чтобы увидеть Бедекта. Глаза Эрбрехена были влажны и широко распахнуты, жирные губы дрожали. Рот открылся и что-то произнес.

Бедект не разобрал ни слова.

Могущество поработителя было ничтожно в сравнении с яростью Бедекта. Эта ярость происходила не из бредовых наваждений, а из чего-то намного более значимого – из веры в себя, основанной на опыте, гордости, страхе, на всем том, что помогает человеку здравомыслящему справляться в этом безумном мире. У него была одна и только одна цель. Он шагнул мимо хассебранд, она взглянула на него, но не шевельнулась. Он почувствовал, как скручиваются волосы на голове от жарких волн, которыми его накрывало.

Жирная рука поработителя медленно направилась в другую сторону и указала на Бедекта. Толстые губы скривились от ужаса, и прихлебатели Эрбрехена бросились на Бедекта. Тот не замедлил шаг. Одним взмахом топора он зарубил первого. Нападавший не пытался защититься и сам подбежал прямо под разящий удар. Бедект повернулся и врезал локтем в нос еще одному, выдергивая в это время топор из груди первого. Кто-то стал царапать его вымазанный землей торс, и тогда он своей рукой-половинкой вытащил кинжал и одним быстрым движением всадил в того человека. Тело упало, и кинжал остался там. Четвертый нырнул на Бедекта, рассчитывая за него схватиться, но налетел на выставленное колено. Влажно хрустнул, сломавшись, нос, и прислужник грохнулся в грязь, схватив себя за лицо.

Весь лагерь ожил. Тысячи тощих мужчин и женщин бросились вперед, и каждый отчаянно желал, чтобы именно ему или ей удалось дотянуться до Бедекта. Всех их ему не убить. Они повалят его на землю.

Но не раньше, чем он сделает то, ради чего пришел сюда.

* * *

Гехирн Шлехтес, в прошлом хассебранд при Геборене Дамонен, верно служившая Кёнигу Фюримеру, сидела в па́рящей грязи. Ее кожа пошла пузырями от жары, задница промокла. Она ничего не могла сделать. Наблюдала за тем, как огромного роста старик, спина которого казалась пестрой от сильных мускулов и множества шрамов, прошел мимо нее. Как ловко снял с широкого плеча обоюдоострый топор, зажав в огромном кулаке, тоже покрытом шрамами. Как Эрбрехен заметил этого человека. Как ярко вспыхнул страх в глазах поработителя, когда старик не обратил внимания на выкрикиваемые приказы и на жалобные призывы к поклонению. Старик был или глух, как пень, или еще более безумен, чем сам Эрбрехен.

– Убейте его! – крикнул Эрбрехен своему ближайшему окружению, когда понял, что его сила гефаргайста на этого человека не действует.

На седого старика бросились те четверо, которые недавно били Моргена. Покрытый шрамами воин превратился в смертоносный поток. Он тек вокруг них и через них, оставляя за собой полосу трупов и переломленных костей.

Эрбрехен завопил на Гехирн:

– Чем ты занимаешься?

Хассебранд, у которой зад совсем промок от грязи, посмотрела в упор на поработителя.

«Сиди. Веди себя тихо. Ничего не говори. Ничего не делай». Последние распоряжения Эрбрехена. Гехирн будет выполнять их, пока он не прикажет чего-то другого.

Она взглянула на поработителя, оскалив острые клыки. «Умри, ты…»

– Сожги его, сожги его, сожги его! – Эрбрехен указал на приближавшегося человека.

Всхлипнув, Гехирн оттолкнулась от земли и поднялась на ноги. Она стиснула зубы так, что они скрипнули и застонали в ее челюстях. Это не поможет. Она подчинится. Она сожжет этого старика. Гехирн подняла руку. Позади покрытого шрамами воина она увидела тысячи обитателей лагеря, которые неслись к нему. Сжечь одного только этого воина у нее не получится.

Да она и не хотела сжечь только его.

Та слабая способность контролировать ситуацию, которая у нее еще оставалась, рассыпалась и рассеялась.

– Я любила тебя! – крикнула она Эрбрехену. – Я просто хотела хоть что-то для тебя значить. Хоть немножечко!

Гехирн сорвалась.

* * *

Бедект стоял над Моргеном, удобно держа в руке топор. Они бросились на него, испуская вопли бе-зумной ярости. Тысячи мужчин и женщин бежали к нему, чтобы первыми сбить его с ног. Дерьмовая смерть, но разве он рассчитывал на какую-то другую? Ничего лучше этого он не ждал, конечно же. По правде говоря, он всегда надеялся умереть в борделе, с улыбкой на лице.

«Но никому никогда не достается того, чего им хотелось».

Вихтих и Штелен этого явно не получили, хотя, возможно, их смерть была именно такой, как они заслужили. Отгоняя прочь эти мысли, он не мог не думать о том, что вот сейчас, впервые за долгое время, он чувствует себя хорошо. Прочь сожаления. Возможно, то, что он умрет, совершив одно доброе дело, не перевесит всей его жизни, полной убийств и грабежей, но ему было все равно. Дело не в том, чтобы уравновесить одно другим. Дело не в том, чтобы творить добро. Он не был хорошим человеком, так что ему не ждать искупления. В списке того, что он считал недопустимым для себя, пунктов числилось намного меньше, чем в списке преступлений, которые он с готовностью мог совершить.