Какая же сила так меняет этнические традиции народов, а значит, и сами народы? Гумилев бы ответил: англичане, немцы, французы, казаки растратили свою пассионарность.

Самое корректное определение пассионарности выглядит так: «активность, проявляющаяся в стремлении индивида к цели (часто иллюзорной) и в способности к сверхнапряжениям и жертвенности ради этой цели».

В статье «Этногенез и этносфера» и в трактате «Этногенез и биосфера Земли» Гумилев описал пассионарность на нескольких ярких исторических примерах, которые слишком известны, чтобы на них останавливаться. Желающий всегда достанет книгу Гумилева и прочитает. Отмечу главное: Гумилев обратил внимание, что деятельность Наполеона, Суллы, Жанны д'Арк, Александра Македонского, Ганнибала невозможно объяснить рациональными, то есть корыстными мотивами, как привыкли объяснять всё и вся не только обыватели, но и ученые-обществоведы: «С точки зрения личных интересов Ганнибала, война была ему не нужна. Ведь если бы шальная стрела попала в грудь карфагенского полководца, то его смерть не компенсировала бы никакая военная добыча, тем более что в деньгах он не нуждался. Ради личной выгоды Ганнибал должен был сидеть в своем Гадесе и развлекаться; карфагенские старейшины должны были бы всеми силами поддерживать своего полководца; нумидийские всадники – дезертировать, чтобы не гибнуть за ненавистных карфагенских колонизаторов; испанские пращники – восстать и вернуть свободу. А все было наоборот!»

Биографии ярких и хорошо известных читателю персонажей всемирной истории ввели в заблуждение даже ученых читателей Гумилева. Михаил Илларионович Артамонов решил, что его ученик всего-навсего возродил старую «теорию героя и толпы». На самом деле пассионарная теория этногенеза не имела с ней ничего общего. Пассионарии не обязательно «великие личности», потому что пассионарность может сочетаться как с выдающимися способностями (у художников, писателей, ученых), так и со средними и даже невысокими. Пассионарии – просто «активные люди», которые чаще всего «находятся в составе масс», — сказал Гумилев в одной из своих лекций.

Без пассионарности практически невозможно творчество, как научное, так и литературное, потому что творческая работа требует длительного волевого интеллектуального и эмоционального напряжения (в терминологии Гумилева – «сверхнапряжения»). Исаак Ньютон, отдавший науке и богословию все силы и всё время и больше ничем не интересовавшийся, был для Гумилева примером крайне высокой степени пассионарности.

Творчество требует жертвенности, пусть жертвой будет не жизнь и здоровье, а просто отказ от ближайших потребностей, не обязательно жизненно важных. В «Даре» Набокова есть замечательный фрагмент: литератор Годунов-Чердынцев, прежде чем пойти на маскарад, где его ожидало свидание с любимой, решил вычеркнуть одну из написанных им ранее фраз. Он задержался, сел за письменный стол и… за работой забыл о свидании. Приятный вечер не состоялся, зато была дописана книга.

Талантливый, но не пассионарный писатель с трудом может сосредоточиться на работе, ведь вокруг много соблазнов, отвлекающих от тяжелого, нервного, часто неблагодарного труда. С.А.Герасимов вспоминал, как признанный стилист советской литературы, король метафор Юрий Олеша приезжал в Одессу «с намерением писать, писать, писать, но писал мало, потому что вокруг было столько друзей и искушений. Спуститься в ресторан… где подавали вкуснейшие киевские котлеты… где можно было сидеть не торопясь… и говорить, говорить…»

Но и за письменным столом Олеша не мог сосредоточиться на работе: «Пишу эти строки в Одессе, куда приехал отдыхать от безделья. Когда работа удается, усидеть на месте трудно. Странная неусидчивость заставляет встать и направиться на поиски еды, или к крану напиться воды, или просто поговорить с кем-нибудь.

Моя деятельность сводится сейчас к тому, что в течение дня я заношу на бумагу дветри строчки размышлений. Эта деятельность… составляет по величине не больше, чем, скажем, записки Толстого не то что в дневниках, а в той маленькой книжечке, которую он прятал от жены. А где же моя "Анна", мои "Война и мир", мое "Воскресенье" и т. д. Надо всё это обдумать и сделать выводы». И за этими грустными размышлениями следует строчка, на мой взгляд, объясняющая все: «Только что ел пломбир».

Вот он, ответ! Олеша был не способен сконцентрироваться на работе и отказаться ради нее даже от небольшого удовольствия.

Он сам назвал свое состояние «болезнью», с которой нельзя писать. Хотя это была не болезнь, а нормальный уровень пассио нарности, характерный для большинства гармоничных людей.

Нормальные, гармоничные люди (обыватели) могут быть умнее и талантливее пассионариев, а могут уступать им в способностях. Они достаточно активны, чтобы, скажем, получить хорошую профессию и честно трудиться на благо себе и обществу, завести семью, обеспечить детей. Нормальное, процветающее общество – царство обывателя. Такой страной была, например, Сербия конца XIX – начала XX веков. Современный российский историк Андрей Шемякин назвал ее «раем для маленького человека». «В этой стране… нет бедных и… нищих; нет безземельных, как нет и крупных землевладельцев», — писал русский посол Н.В.Чарыков в 1901 году. В стране, только что освободившейся из-под турецкого ига, утвердился демократический конституционный режим: «Народ управляется сам собой, через своих представителей, которых избирают все, платящие налоги. Демократия, которую в других местах приходилось устанавливать путем силы… здесь существует как древнее учреждение и унаследованный обычай», — писал в те же годы бельгийский путешественник.

Но есть и еще один тип людей – субпассионарии. Субпассионарность – невозможность полноценно адаптироваться к среде (окружающей природе и обществу) из-за низкой активности, неспособности «сдерживать инстинктивные вожделения», «паразитизма», «нежелания заботиться о потомстве». Люди такого склада хорошо известны современному читателю и зрителю не столько из научных монографий, посвященных исследованиям люмпенпролетариата и разнообразных «отбросов общества», сколько из выпусков криминальной хроники, где корреспонденты так любят смаковать уродливую, но посвоему живописную жизнь мелких уголовников и бомжей.

В старых этносах-реликтах субпассионариев обычно немного, так как борьба за существование в суровом климате и тяжелых природных условиях способствует вымиранию субпассионариев и выживанию людей гармоничного склада. Но при благоприятных природных условиях или при искусственной (государственной) поддержке они могут размножиться и составить немалую часть популяции этноса. Гумилев заканчивает восьмую часть своего трактата «Этногенез и биосфера Земли» описанием народа онге (у Гумилева – онгхи), населяющего Малый Андаман, один из крупных островов Андаманского архипелага, что расположен в северо-восточной части Индийского океана между Индией и Мьянмой (географически гораздо ближе к Мьянме, но политически – это часть Индии): «…они попросту ленятся жить. Иногда предпочитают поголодать, чем искать пищу; женщины не хотят рожать; детей учат только одному – плавать. Взрослые хотят от цивилизованного мира только одного – табака. Жизненный тонус онгхи понижен. Четвертая часть молодых женщин бесплодны». Даже мелкие изменения внешней среды, например, смена рациона под влиянием европейцев или появление алкоголизма, губительны для племени.