Этнос – не сборище похожих друг на друга людей, а сложная система, объединенная системными связями. Гумилев, только припоминая лагерные встречи с китайцами, персами, узбеками, евреями, шугнанцами, мог бы сделать такой вывод. Но для его развития Гумилеву понадобился системный подход, который в шестидесятые годы уже довольно хорошо знали биологи, а гуманитарии стали в нем толькот-олько разбираться.

Основоположником системного подхода считается биолог Людвиг фон Берталанфи, хотя за четверть века до Берталанфи к теории систем вплотную подошел известный русский философ-марксист, революционер, основатель и первый директор Института переливания крови Александр Александрович Богданов. В 1912 году Богданов опубликовал свою работу «Тектология: всеобщая организационная наука», которая долгое время оставалась незамеченной.

Гумилев читал не только Берталанфи, но и советских философов Э.Г.Юдина и В.Н.Садовского, подготовивших к печати сборник «Исследования по общей теории систем». Он изучал и охотно цитировал и сочинения биолога Александра Малиновского, сына Богданова, переводя научные абстракции на привычный для гуманитария образный язык – вероятно, чтобы понятнее было не только оппоненту и ученому читателю, но и себе самому:

«Простейшая система – семья состоит из мужчины и женщины и держится на их несходстве. Усложненная система – этнос или суперэтнос также держится не на сходстве входящих в него людей, но на устойчивости характера и направления закономерного, поддающегося моделированию изменения связей».

В конце семидесятых в трактате «Этногенез и биосфера Земли», разъясняя для простых читателей и ученых-гуманитариев сущность системного подхода, Гумилев снова приводил простой и всем понятный пример:

«Элементы системы: члены семьи и предметы их обихода, в том числе муж, жена, теща, сын, дочь, дом, колодец, кошка. Они составляют семью до тех пор, пока супруги не разведутся, дети не отколются, начав зарабатывать сами, теща не разругается с зятем, колодец не зацветет и кошка не заведет котят на чердаке. Если после этого они останутся в доме, хотя бы туда даже провели водопровод, это будет не семья, а заселенный участок, т. е. все элементы живой и косной природы останутся на месте, но система семьи исчезнет. Реально существующим и действующим фактором системы являются не предметы, а связи, хотя они не имеют ни массы, ни заряда, ни температуры».

Система отличается от простой совокупности, как готический собор – от груды кирпичей. Как роман Диккенса – от набора букв латинского алфавита.

Системный подход позволил Гумилеву объяснить этническую иерархию и, главное, определить, что связывает людей в этносе: «…этнос – не простое скопище людей, теми или иными чертами похожих друг на друга, а целостность различных по вкусам и способностям людей, продуктов их деятельности, традиций, географической среды…»

Роль системных связей в этносе исполняет этническая традиция. Как человек адаптируется к своему окружению и природной среде, так и этнос адаптируется к ландшафту, приспосабливает его к своим нуждам, но и сам неизбежно приспосабливается к ландшафту, приспосабливается к этническому окружению. Так создается этническая традиция, создается и сам этнос. Этнос объединен этнической традицией, а не расовой общностью, не языком, даже не культурой, хотя язык и культура играют свою роль в создании системных связей.

В конце жизни, работая вместе со своим учеником Владимиром Мичуриным над словарем пассионарной теории этногенеза, Гумилев окончательно сформулирует понятие этнической традиции: «Иерархия стереотипов и правил поведения, культурных канонов, политических и хозяйственных форм, мировоззренческих установок, характерных для данного этноса и передаваемых из поколения в поколение. Накопленной этнической традицией, по сути дела, и определяется своеобразие каждого этноса, его место в ряду других народов».

Но традиция меняется, как меняется сам этнос. Одна из программных статей Льва Николаевича даже называется: «Этнос: состояние или процесс?» Разумеется, процесс, доказывает Гумилев.

В науке тогда господствовали взгляды на этногенез, сложившиеся еще в XIX веке. Становление и развитие народа подменялось становлением и развитием языка.

Но глоттогенез (происхождение языка) и этногенез (происхождение народа) — не одно и то же. В истории известны случаи, когда народ меняет родной язык. Тур Хейердал как-то заметил, что афроамериканцы происходят все-таки из Африки, «а не из Англии, как можно было бы считать по их речи».

В сороковые годы XIX века этнограф и путешественник Матиас Кастрен начал изучать язык тунгусов (эвенков) в селении Урульга. Семьдесят лет спустя его исследования продолжил Сергей Михайлович Широкогоров. И оказалось, что всего за семьдесят лет тунгусы Урульги забыли свой язык и перешли на бурятский, а самоназвание сменили с «эвенков» на «хамнаган». Если столь радикальные перемены случились за дватри поколения, то что же произойдет спустя дветри тысячи лет?

В VII веке до нашей эры на латыни говорило население Лациума – небольшой области в центре Италии. Со временем носители языка настолько преуспели в завоевательных войнах, что создали огромную империю, простиравшуюся от Британии до Палестины. Латынь в этой империи, естественно, была государственным языком.

После распада империи население не только Италии, но и Галлии, Аквитании, Иберии продолжало общаться на общепринятой латыни, правда, изрядно испорченной. При этом потомки галлов, аквитанов, лигуров, басков не состояли в родстве с настоящими римлянами, а лигуры, аквитаны и баски даже не были индоевропейцами.

В средние века на французском, окситанском, испанском, каталанском, то есть на разных вариантах испорченной латыни, заговорили народы, генетически с римлянами не связанные, а лишь приобщившиеся к римской культуре.

В XVI веке испанцы и португальцы завоевали Южную Америку. Они принесли с собой вирус оспы, огнестрельное оружие, католическую религию и романскую речь. В результате не только креолы, но даже индейцы, метисы и потомки вывезенных из Анголы чернокожих рабов заговорили на испанском и португальском.

Евреи в разных странах говорят на разных языках. Иврит относится к семитской группе афроазийской (семито-хамитской) языковой семьи, идиш – к германской группе индоевропейской языковой семьи, горские евреи Дагестана говорят на языке, близком к персидскому.

Глоттогенез только вводит историка в заблуждение, а потому Гумилев его решительно отбросил и начал изучать только тот период этнической истории, что был более или менее освещен письменными источниками. Сам же термин «этногенез» Гумилев переосмыслил. Сложившись однажды, этнос не остается неизменным. Этнос живет, непрерывно развивается, меняется от поколения к поколению, от одной исторической эпохи к другой. Поэтому логично называть этногенезом жизнь этноса от появления до исчезновения.

«Гумилев буквально переносит законы развития организма на этногенез», — пишут критики пассионарной теории этногенеза. Но ведь природные процессы имеют начало и конец, каждая система, исчерпав ресурсы для развития, гибнет. Разрушаются горы, пересыхают реки, даже звезды не живут вечно, так неужели могут вечно существовать народы и государства? Сама идея о «старых» и «молодых» народах появилась задолго до Гумилева. Я говорю даже не о книгах Шпенглера и Данилевского. В XIX веке туманные и расплывчатые представления о «старых» и «молодых» нациях были распространены широко не в науке, а в обществе. Герой Лескова смеялся над «тысячелетней молодостью» русского народа, Лермонтов писал о «дряхлом» Востоке.