Невозможно описать чувства, которые переполняли мое сердце в тот момент, когда я наконец вновь обнял Ванду. Мне казалось, что я самый счастливый человек на земле, но в то же самое время я испытывал невыносимый стыд — ведь я отчаялся и начал сомневаться в существовании богов, которые все же подарили мне спасение.

На следующий день я и Ванда покинули лагерь, чтобы как следует вымыться. Добравшись до ближайшего ручья, я пожертвовал богам воды несколько серебряных денариев, полученных мною от легионеров за составление завещаний, и попытался прислушаться к священным голосам. Я задавал вопросы один за другим, надеясь получить понятные мне ответы. Куда делся Кретос? Посчастливится ли мне когда-нибудь увидеть Массилию? Смогу ли я осуществить свою мечту и купить в этом великом городе собственный дом, где нубийские рабыни будут подносить мне жареную рыбу и белое вино? Суждено ли сбыться тем мечтам, которые не давали мне покоя все время, пока я лежал под дубом в нашей небольшой деревушке? Или боги предначертали мне другую судьбу? Может быть, они хотели, чтобы я стал в их руках орудием, при помощи которого они смогут остановить победоносное шествие Цезаря по миру? Но я больше не испытывал ненависти к этому римлянину, которого все кельтские племена стремились сделать своим союзником с одной-единственной целью — чтобы получить мощную поддержку в борьбе со своими соседями, такими же кельтами, как они сами. Если разобраться, то у меня в самом деле не было оснований ненавидеть Цезаря, ведь именно он взял меня на службу и помог получить тот социальный статус, о котором оставшись в своем племени я мог только мечтать. Цезарь спас мне сегодня жизнь, более того — он сделал это собственноручно. Мои чувства по отношению к проконсулу римской провинции Нарбонская Галлия были двоякими и менялись едва ли не каждое мгновение. В определенном смысле этого слова я считал себя его соратником. Когда Цезарь каким-либо образом выражал мне свою признательность, меня переполняла гордость. Все чаще и чаще я ловил себя на мысли, что стараюсь сделать все возможное, чтобы доказать ему свою преданность и оказаться полезным. Мне хотелось, чтобы Цезарь оценил мои старания. Но были и такие дни, когда от одного взгляда на римского полководца мне становилось не по себе. Тогда я радовался мелким несоответствиям в его отчетах о галльской кампании и даже не пытался исправить их в надежде, что те, кто будет их читать, рано или поздно поймут, как часто Цезарь лгал или просто подтасовывал факты. Но таких дней становилось все меньше. Богам было угодно, чтобы наши судьбы переплелись. Если бы Цезарь проиграл битву с Ариовистом, то я, скорее всего, навсегда потерял бы Ванду. Я спорил с самим собой и пытался кое-как совладать с противоречивыми чувствами, овладевшими моей душой. Возможно, боги хотели, чтобы я не смог для себя решить, как же я все-таки отношусь к этому римлянину. Наверное, таков был их замысел — они хотели, чтобы я мучился сомнениями. Но я знал, что боги благоволят ко мне. Однако к Цезарю они благоволили не меньше.

На следующий день я решил уединиться в прохладном полумраке священного леса. Землю устилали сухие листья и сучья. При каждом моем шаге раздавался хруст ломающихся веток, тут же затихавший под густыми кронами деревьев, которые не пропускали ни одного солнечного луча. Я чувствовал дуновение сухого ветра и знал, что эти слабые порывы попадают в наш мир из царства мертвых. Постепенно мной овладело ощущение, что я в лесу не один, хотя, оглянувшись по сторонам, любой другой на моем месте подумал бы, будто здесь нет ни одной живой души. Я искал коренья и травы, необходимые для приготовления целебных отваров. Вдруг до моего слуха донеслись звуки, которые явно зародились здесь, в мире живых, а не в царстве теней. Это были не голоса богов или друидов, потому что слова произносились слишком громко, слишком грубо и без должного почтения к священному лесу. Очень медленно я пошел вперед, стараясь производить как можно меньше шума. Приближаясь к тому месту, откуда доносились странные звуки, я все время держался за ветки деревьев и кусты, а также поднимал ноги как можно выше, чтобы не споткнуться о кочку или корень. Наконец, я оказался на каменистом пригорке. Отсюда открывался вид на узкое ущелье, по дну которого тек ручей. И в этом ручье стояли римские легионеры. Они доставали со дна оружие и золото, которое мы, кельты, в течение многих десятилетий приносили в жертву нашим богам. Наверняка здесь совершали обряды еще наши предки. Увидев эту ужасную картину, я некоторое время не мог даже пошевелиться. Как люди могли бросать вызов чужим богам, даже не подозревая, насколько могущественными они могут оказаться?

Через день Цезарь позвал меня, велев явиться в его палатку. Его снова мучили головные боли.

— Что делаете вы, друиды, когда у вас болит голова? — спросил он меня.

Проконсул лежал на мягкой кушетке, запрокинув голову и прикрыв глаза одной рукой.

— Все зависит от причины, которая вызвала головную боль, — начал объяснять я. — Если голова болит от вина, то мы советуем покупать этот божественный напиток у другого торговца. Если она разболелась от недосыпания или переутомления, то мы советуем выпить кубок красного вина, разбавленного водой, и немного отдохнуть. Если же голова болит из-за того, что чьи-то солдаты разоряют священные места кельтов, то…

Цезарь резко сел на кушетке, поморщился от боли и взглянул на меня из-под полуопущенных век.

— Что ты хочешь этим сказать, друид? — прервал он меня.

— Ты бросаешь вызов богам, Цезарь!

— Бессмертные боги мне покровительствуют! Именно они подарили мне победу над гельветами, а затем помогли разбить орду Ариовиста. Те же боги помогут мне захватить всю Галлию и стать ее правителем! Это будут наши, римские боги, и некоторые из них являются моими прародителями! Мне не нужна защита твоих галльских богов, друид! А легионеры хотят получить обещанные им богатства. Ты даже не представляешь себе, сколько денег и драгоценностей им нужно! Кельтским золотом я заткну пасти всем своим врагам в Риме и каждый год буду отправлять им столько рабов, сколько они не видели за последние несколько десятилетий! Не стой, друид, присаживайся.

Я опустился на стул, стоявший напротив. Теперь Цезарь сидел на своей кушетке и, подпирая голову обеими руками, пристально смотрел на меня. Через несколько мгновений он закрыл глаза и довольно долго не произносил ни слова.

— Что со мной происходит, друид?! — простонал Цезарь. — Неужели нет никакого средства от этой мучительной боли, которая сводит меня с ума?!

— Я могу попробовать помочь тебе, — задумчиво сказал я через некоторое время. Если бы проконсул взглянул на меня, то наверняка заметил бы, что я дрожу всем телом. Но мне удалось взять себя в руки, и напряжение, из-за которого мои мускулы больше напоминали натянутые струны, начало понемногу отпускать меня.

— Прошу тебя, друид, попробуй избавить меня от этой боли… — пробормотал Цезарь и, не открывая глаз, вновь прилег на кушетку.

Выйдя из палатки, я велел преторианцам, стоявшим на страже у входа, подогреть побольше воды. Тем временем я сходил в свою палатку, чтобы принести все необходимые травы и коренья. Я судорожно пытался сопоставить все факты и понять, что же решили боги. Неужели они предоставили мне возможность определить, сколько еще проживет Цезарь? Может быть, он должен умереть этой ночью?