Германские воины и римские легионеры сражались с ожесточением и отчаянием обреченных на смерть. Ни те ни другие не знали пощады. Римляне и германцы нападали друг на друга, словно молосские бойцовские собаки, которых хозяева слишком долго держали на цепи. Битва превратилась в настоящее побоище. Воинам, сражавшимся друг против друга, было недостаточно убить противника — они хотели стереть врага в порошок. После захода солнца германцы отступили. Потери с обеих сторон были огромными.

От немногих взятых в плен воинов Ариовиста центурионы узнали о предсказании провидицы — боги могли подарить германцам победу только после появления на небе молодого месяца.

На следующее утро Цезарь отдал своим легионам приказ покинуть оба лагеря, в которых остались лишь несколько сотен солдат. Перед опорным пунктом Цезарь выстроил свои вспомогательные войска, что, как стало понятно позже, было всего лишь отвлекающим маневром. Затем проконсул приказал своим основным силам начать наступление на позиции Ариовиста. У вождя германцев не оставалось выбора: он был вынужден принять бой. Слева, справа, а также позади своих выстроившихся рядами воинов он приказал поставить все имевшиеся в распоряжении германцев возы и телеги, чтобы ни один воин не смог бежать с поля боя. Сейчас девиз «Победить или умереть!» был вполне применим к положению, в котором оказался Ариовист. Телегу с пленными и заложниками, на которой сидели и мы с Валерием, поставили на левом фланге. Наша повозка оказалась зажатой среди сотен других возов, которые преграждали друг другу путь. Женщины и дети встали во весь рост на повозках и с нетерпением ждали, когда начнется битва. Люсии удивительным образом удалось разыскать меня в этой сумятице. Она запрыгнула на повозку и прижалась ко мне. Моя любимица дрожала всем телом. Я крепко обнял ее, чтобы хоть немного успокоить.

Войска Цезаря начали наступление на правом фланге. Громкие звуки туб дали сигнал к атаке. Выстроившись в безупречные боевые формации, римские легионеры двинулись вперед. Над морем блестящих бронзовых шлемов развевалось знамя их полководца. Через некоторое время послышались звуки рогов и барабанная дробь. Солдаты перешли на легкий бег и начали через равные промежутки времени выкрикивать свой боевой клич. Выстроившись в стандартную фалангу, германцы приготовились отражать атаку римлян. Это построение было устаревшим и крайне неэффективным, поскольку живая стена из тел воинов, которые дюжинами стояли друг за другом, была крайне неподвижной и не могла маневрировать.

Римские легионеры, хоть и наступали сплошной линией, могли мгновенно перестроиться в небольшие манипулы, способные быстро выполнять необходимые маневры, подчиняясь приказам командиров. Битва была такой же ожесточенной, как и та, которая состоялась накануне. Германцы и римские солдаты с яростью набрасывались друг на друга, те и другие беспощадно рубили и кололи врага. Однако боги никак не могли принять решение, кому подарить победу. В то время как на левом фланге легионеры теснили германцев, на правом фланге воинам Ариовиста удалось довольно далеко продвинуться вглубь рядов римлян. Молодой легат Публий Красс, сын владевшего миллиардами Марка Красса, заметил это. Он командовал кавалерией и получил от Цезаря строгий приказ не вступать в битву, пока ему не будет дано на это разрешение. Однако Публий Красс решил действовать на свой страх и риск. Он отдал приказ третьему ряду воинов, которых проконсул держал в качестве резерва, вступить в битву на правом фланге, и в то же время сам повел в бой своих всадников. Германцы были настолько удивлены таким неожиданным натиском, что их правый фланг начал отступать. Сначала воины Ариовиста медленно пятились назад, а потом повернулись и обратились в бегство. Стоявшие на телегах женщины обнажили грудь и начали что было духу кричать мужчинам, что те должны драться до последней капли крови, если они не хотят, чтобы карлики-римляне надругались над их женами. Однако эти призывы не оказали должного действия на бегущих воинов. Паника распространялась в рядах германцев, словно пожар в лесу, высушенном июльским солнцем. Часть воинов Ариовиста спешно разворачивала телеги, чтобы спастись на них от натиска наступающих римлян. В то время как одни германцы продолжали отважно сражаться против приближающихся ровным строем легионеров, другие без оглядки бежали с поля боя. Я молился всем богам, которых только знал, упрашивая их сделать так, чтобы другие повозки как можно дольше преграждали путь телеге с пленными и заложниками, на которой сидели я и Люсия. Но мои мольбы, похоже, возымели обратное действие. Множество повозок просто не могли сдвинуться с места из-за поломанных осей или из-за других возов, стоявших на их пути. Наша же телега через некоторое время оказалась в самой гуще германцев, которые, пытаясь спастись бегством, направлялись в сторону Ренуса. Охваченные паникой, они не понимали, что им пришлось бы двигаться в таком бешеном темпе два-три дня, чтобы достичь реки, ведь ее отделяло от поля боя огромное расстояние. Римская кавалерия начала преследовать обратившихся в бегство германцев.

Цезарь не просто хотел выиграть битву, он отдал приказ уничтожить племя свевов. Он готов был пойти на любые жертвы, чтобы нанести этому племени такое сокрушительное поражение, после которого германцы никогда в жизни не решились бы вновь переправиться через реку. Проконсул хотел, чтобы Ренус стал естественной границей, отделяющей цивилизованный мир от мира варваров. В преследовании германцев приняла участие вся римская кавалерия. Нападая на убегающих сзади, всадники наносили им смертельные раны пилумами и мечами. Не щадили никого — воинов, женщин, стариков и детей убивали с одинаковой жестокостью и беспощадностью.

Некоторые пленные на нашей телеге попытались было сломать деревянные брусья, к которым их приковали, чтобы получить возможность спрыгнуть на землю. Но все попытки освободиться заканчивались неудачей — скакавшие мимо германские всадники наносили смельчакам смертельные раны точными ударами мечей. Чтобы не попасться под горячую руку спасавшимся бегством германцам, я лег на живот и прижался всем телом ко дну телеги. Мое лицо оказалось так близко от планок, соединенных с поперечными балками, что я смог в мельчайших деталях рассмотреть структуру дерева и в полной мере оценить искусство кузнецов, которые выковали гвозди. На самом же деле меня занимали совсем другие мысли — я молился, чтобы наша телега развалилась на части или хотя бы сломала одну из осей, подпрыгнув на очередном ухабе. Вдруг совсем рядом с нами я услышал звуки туб, дающие римской кавалерии сигнал к атаке. Я приподнял голову и увидел, как германские всадники, скакавшие неподалеку от нашей повозки, один за другим начали падать со своих лошадей, а буквально через несколько мгновений нас обогнали эдуи, служившие в коннице Цезаря, и римляне. Среди них я заметил и самого проконсула. У него за плечами развевалась ярко-красная накидка. Поравнявшись с нами, Цезарь увидел Прокилла и тут же бросился к нашей телеге. Возница спрыгнул на ходу в надежде, что его не заметят, но сразу же был изрублен догонявшими нас всадниками. Цезарь схватил поводья и остановил повозку. Когда он повернулся к нам, по его лицу можно было понять — тот факт, что он лично освободил нас, доставил ему огромное удовольствие. Одному из командиров своей кавалерии проконсул отдал приказ снять кандалы и проводить нас в основной лагерь. Эдуйский всадник привел для нас лошадей, хозяева которых были убиты или попытались спастись бегством. Не произнося ни слова, мы с Прокиллом скакали вдоль огромного поля, на котором еще продолжалась битва, в укрепленный лагерь римлян. Земля была усеяна трупами, отовсюду доносились стоны умирающих и тяжело раненых. Но события, которые разыгрались сегодня на поле боя, не шли ни в какое сравнение с битвой под Бибракте — Цезарь отдал приказ не щадить никого. Его воины убивали даже детей и животных. Кое-где я видел мертвых собак, которым отрубили все четыре лапы.