Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну а я принял участие во фронтовых испытаниях истребителя Як-15, хотя скорее это был Як-17 с носовой стойкой шасси. Машина получилась довольно резвая, хотя и довольно прожорливая. Вооружённая двумя 23 мм. пушками она могла находиться в воздухе почти час, если использовать подвесные топливные баки. По скорости наш истребитель не уступал немецкому «Швальбе», а по маневренности и скороподъёмности даже превосходил. Были, конечно, и недостатки, но куда без них, особенно на принципиально новой машине. Ещё во время испытаний в Раменском Галлай дважды сажал машину с отказавшим в полёте двигателем, а один раз ему пришлось прыгать из-за возникшего пожара. У меня в испытательных полётах так же возникал помпаж[102], прогорали лопасти турбины, выключался двигатель. Ресур движка тоже был очень маленьким, всего 20 часов.
На фронт мы отправились вдвоём с Марком в начале марта 1945 года. Самолёты доставили по железной дороге и собирали уже на аэродроме под Бреслау. Пересекать линию фронта нам строжайше запретили. Ещё в Раменском я попросил, чтобы истребители покрасили так же, как это было принято у нас в эскадрилье. На мою машину Кузьмич с видимым удовольствием, под восхищённые взгляды собравшихся, а собрались все, кто был в это время поблизости, нанёс номер «13» и пятнадцать крупных красных звёзд с цифрой 10 внутри каждой.
— Ты знаешь, — сказал тогда Марк Галлай, похлопав ладонью по фюзеляжу моего истребителя, — одно дело слышать об этом и совсем другое вот так, наяву увидеть. Это же просто фантастика какая-то, — и крепко пожал мою ладонь.
Там, над Бреслау, мы и столкнулись с четвёркой Ме-262. Всё же история изменилась. Насколько я помнил, немцы не использовали свои реактивные самолёты на Восточном фронте. Однако вот они, здесь. Мы были значительно выше немцев и нас они пока не заметили. Как по учебнику зашли им в хвост и с дальней дистанции завалили двух из них. Кстати, Марк вполне освоил науку стрельбы с дальней дистанции. Более того, стал фанатом стрельбы по тарелочкам. Правда стреляли теперь мы с ним на специально оборудованной площадке со специальными «тарелочками» и машинкой для их запуска. По очкам у нас с ним ничья.
Потеряв моментально двоих немцы занервничали и попытались оторваться по прямой и прибавили газу. Для одного из них это кончилось печально. Его самолёт резко клюнул носом и понёсся навстречу земле. Понятно, превысил допустимую скорость и его затянуло в пикирование. Последнего, четвёртого немца, расстрелял Марк.
Довелось подраться и со 109-ми «мессерами». Как говорится, против русской кувалды они не пляшут. Из встреченной шестёрки немцев уйти удалось лишь одному, да и то потому, что у нас топливо заканчивалось. Марк записал на свой счёт двоих и я трёх фрицев. Наше превосходство над противником было полным.
По возвращению с фронта засели за написание рапортов. Да, писанины у испытателей очень много. Высказали и свои замечания и предложения. По результатам фронтовых испытаний нас с Марком наградили орденами Красного Знамени. Их у меня теперь аж шесть штук.
Почти сразу приступили к подготовке к испытаниям опытного двухмоторного истребителя-перехватчика Сухого Су-9. Я всё время порывался назвать его «Грачём». Уж очень он внешне напоминал Су-25 из будущего. И нам с Марком предстояло, что называется, поставить его на крыло. Впрочем как и всю реактивную авиацию в целом.
— Извините, товарищ подполковник, разрешите присесть, — мужчина уже в годах отвлёк меня от воспоминаний. Правый пустой рукав пиджака был заправлен в карман.
— Да, пожалуйста, — я приглашающе кивнул. Так то вагончик был полупустой. Очевидно ему просто захотелось поговорить. Я уже был научен хоть и не горьким, но всё же опытом и поэтому не снимал кожаную куртку, хотя и было немного жарковато. Очень уж народ реагировал на мой иконостас на гимнастёрке по разному. Либо буквально начинали качать на руках, либо просто боялись подойти, словно я небожитель какой.
— Где вас так? — я кивнул на пустой рукав.
— Это ещё в 41-ом под Киевом. Выжил, можно сказать, чудом. Танкист я. Наводчик. Старший сержант Назаров Михаил Константинович, стало быть. Подбили нас и из всего экипажа только я и смог выбраться. Мне руку раздробило, а ребята так и сгорели. Я тоже думал, что всё, отбегался, да хороший хирург попался, вытащил с того света. По госпиталям повалялся, а потом комиссовали меня, вернулся домой. Так с тех пор в Белорецке на сталепроволочном заводе работаю кладовщиком. А сейчас вот, к дочке погостить ездил. Отпуск, стало быть, мне дали. А дочка у меня в Челябинске живёт. Замуж вышла. Зять у меня в уголовном розыске работает. А вы, товарищ подполковник, извините, в Тирлян или к нам, в Белорецк?
— В Белорецк, Михаил Константинович. Семья у меня там.
— Енто хто это? — бабулька, сидевшая чуть подальше и внимательно прислушивающаяся к нашему разговору не выдержала, — Я усех знаю, а тебя, милок, что-то не припомню.
— Так я не местный. Мою жену с дочкой сюда из Ленинграда эвакуировали. Вот еду их забирать.
— А жана то чья будет? Можа я её знаю?
— Светлана Копьёва. Она в машбюро на металлургическом заводе работает.
— Так знаю я её. Поди все у нас в Белорецке её знают. У неё же муж трижды Герой. Сказывали, что без вести пропал. Так…, — бабулька на миг замолчала, — Ох, так ежели… Ох, ты ж, пресвятая Богородица, — бабулька перекрестилась, — Так значица… Господи… Так это ты что-ли будешь муж ейный?
— Ну, получается, что я, — я невольно улыбнулся. Не долго моё инкогнито сохранялось.
Паровозик бодренько пробежал по рельсам, уложенным на берегу реки Белой у самой кромки воды и, вкатившись в ворота, замер, устало пыхтя паром, у небольшого перрона станции, расположенной прямо на территории сталепроволочного завода.
Я подхватил чемодан с гостинцами, закинул на плечо вещмешок и в сопровождении Михаила Константинович вышел из вагончика. Бабулька-попутчица всё сокрушалась, что не может меня проводить. Ей надо было ехать дальше, до станции Нура, а с собой были ещё два большущих баула. Мы прошли по территории завода и Назаров подробно рассказывал о цехах, расположенных здесь. С удивлением узнал, что именно здесь, в Белорецке, выпускается пружинная проволока из которой