военной колонизации, то есть посредством служилого сословия, так как мирному населению пока еще не было места в этой полосе, подверженной постоянным военным тревогам. Состав украинского служилого сословия представляется довольно разнообразный. Высший его слой составляли дворяне и дети боярские; но число их было невелико сравнительно с остальными низшими классами, каковы стрельцы, казаки, пушкари, затинщики, воротники, засечные сторожа и прочие. Так, обращаясь к помянутому основанию Цареборисова, мы видим, что с Богданом Бельским и Семеном Алферовым отправлено было 46 дворян и 214 детей боярских, а стрельцов, казаков и других разрядов около 2700 человек. Дворяне, дети боярские и часть казаков составляли конницу; из них назначались и станичные разъезды; стрельцы и остальные казаки составляли пехоту, а пушкари, затинщики и воротники артиллерию. Хотя правительство старалось заменить денежное жалованье раздачей всем служилым людям ближних к новопостроенному городу (и никому тогда не принадлежавших) пахотных полей, дубров, сенных покосов и других угодий на поместном праве; но, пока эти земли не могли быть обрабатываемы, украинные служилые люди получали на свое содержание денежное и хлебное довольствие. Только с построением новых городов, еще далее выдвинутых в степь, население прежних, вместе с большей степенью безопасности, получало возможность обращаться к обработке земель и высылать в окрестные места земледельческие деревни и починки, которые, благодаря плодородию почвы, скоро поднимали местное благосостояние[67].

В этой русской колонизации, в этом обратном движении русского народа на юго-восточные украйны, когда-то занятые славянскими племенами, но отнятые у них половцами и татарскими ордами, весьма важную роль играет казачество.

Начало казачества на Руси восходит к временам татарского ига, если не ранее (так как предшественниками его можно считать древнерусские вольные дружины бродников). Но самое имя его, несомненно, перешло к нам от татар, у которых казаками называлась, в противоположность большим и знатным родам, наиболее бедная часть народа, обреченная на бесприютное скитальческое существование; вообще оно означало низший разряд ордынцев. Это имя связывалось у нас с бездомками, бобылями, чернорабочими ватагами и тому подобными людьми; но главным образом оно сосредоточилось на известном военно-служилом классе, представлявшем легковооруженный и наиболее подвижной отдел войска. Впервые такое военно-служилое сословие встречается около половины XV века на Рязанской украйне, вооруженное копьями, рогатинами и саблями. А в XVI веке мы видим его распространенным уже по всем южно-русским украйнам. Оно составляет часть гарнизона в украинских городах и отправляет службу отчасти пешую, отчасти конную; последнюю особенно в качестве сторожевых разъездов или станиц. Это так называемые городовые казаки, которые получают за свою службу от правительства денежное и хлебное жалованье, а иногда и земельные наделы. Рядом с этими городовыми вскоре появляются и вольные казаки. То были люди, ушедшие далеко в степь, полуоседлые и не признававшие над собой никакой государственной власти. Они соединялись в отдельные ватаги или станицы, которые располагались преимущественно по берегам рек, обильных рыбой, и заводили некоторое хозяйство. Управлялись они своими выборными ватаманами (атаманами) и своим общинным кругом (род древнерусского веча). Ватаги вольных казаков наполнялись самыми смелыми людьми, которых тянуло в степное приволье или которым почему-либо тяжело было оставаться на родине. Тут были люди разных состояний, преимущественно из тех же городовых казаков, а затем беглые крестьяне и холопы, искавшие личной свободы. Но, выдвигаясь на самые крайние пределы пустынной полосы в близкое соседство с татарскими ордами, вольное казачество, естественно, должно было вооруженной рукой отстаивать от них свое существование, а при удобном случае оно само переходило в наступление и нападало на отдельные отряды или становища татарские, грабило их и разоряло. Таким образом, вольное казачество являлось самым передовым оплотом и вместе двигателем русской колонизации в южных степях.

Это казацкое колонизационное движение с самого начала приняло два главных направления: с одной стороны на нижний Дон и Волгу, с другой на нижний Днепр. Относительно движения на Дон имеем любопытный наказ, данный Иваном III в 1502 году великой княгине Рязанской Агриппине (управлявшей по малолетству своего сына Ивана), по поводу обратного проезда турецкого посла через рязанские земли. Великий князь Московский наказывает ей дать послу провожатых сотню и более; а ее деверь удельный рязанский князь Федор должен был выставить еще 70 человек. «Да на сотню десятка три своих казаков понакинь», — говорит наказ. Это, очевидно, рязанские городовые казаки, которые тут же далее противополагаются коренному военно-служилому сословию: «И ты бы у перевоза десяти человекам ослобонила нанявшись казакам, а не лучшим людям». Провожатые должны были сопутствовать послу только до Рясской переволоки, заключавшейся между притоками Оки и Дона. «А ослушается кто, и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Аграфена, велела казнити», — прибавляет Иван III. Ясно, что тут под молодечеством разумеется вольное донское казачество, в которое уходили преимущественно городовые казаки и другие ратные люди, вероятно, те, которые были недовольны тягловой службой или убегали от наказания за какую-либо вину. К концу XVI века вольное казачество своими поселками или станицами охватило уже среднее и нижнее течение Дона, и главным его средоточием, по-видимому, является укрепленный городок или станица Раздоры, расположенная при впадении Донца в Дон.

Дон сделался рассадником казачества по всему юго-восточному пространству; отсюда оно распространилось на Терек и на Волгу, а с Волги потом и на Яик. Считаясь большей частью номинально в подданстве Москвы, а в сущности не признавая над собой никакой государственной власти, донское и волжское казачество нередко занималось разбоем и потому сделало небезопасным торговые пути, как сухопутные, так и в особенности судовые. Причем оно не разбирало татарские, персидские и бухарские караваны от русских и грабило даже московских послов, отправляемых в мусульманские страны. Своими речными походами оно напоминало древних новгородских повольников. Московское правительство при случае пользовалось казацкой силой в борьбе с кочевниками; подарками и наградами старалось привлечь атаманов на свою службу; а когда крымцы или ногаи приносили жалобы на грабежи и нападения казаков, отвечало, что они ему неподвластны и воюют на свой страх. Так, казаки однажды взяли и пограбили ногайский городок Сарайчик на Яике, а в другой раз пограбили турецко-татарский город Азов. Когда же казацкие грабежи становились слишком дерзки, обращаясь отчасти на царские караваны, и вызывали горькие жалобы союзных Москве ногайских князей, то выведенное из терпения московское правительство посылало воевод со значительными отрядами для того, чтобы ловить и вешать грабительские шайки.

Во вторую, бедственную половину царствования Ивана IV, в 70-х годах XVI столетия, особенно усилились казацкие грабежи на Волге, так что этот важный торговый путь сделался тогда крайне