Он опускает взгляд.

Копье вонзилось в кирпичную стену после того, как пробило насквозь его правую грудную мышцу, рядом с плечом. Прямо там, где оставило маленькую темную отметину всего лишь несколько дней назад.

Сигруд пытается вдохнуть и не может. В груди у него бушует жуткая боль.

Сенешаль приседает, приближая к его лицу свою гладкую физиономию. Сигруд невольно ощущает, что тварь преисполнена злорадного ликования от своей победы.

И он знает, что это победа. Сигруд йе Харквальдссон видел достаточно смертельных ударов, чтобы распознать еще один.

* * *

— Нет! — кричит Тати из окна. — Нет, нет, нет! — Она роняет винташ и белеет, когда сенешаль протыкает Сигруда, пришпиливает его к стене.

Шара Комайд молча встает и идет к лестнице вниз.

* * *

Сенешаль наклоняется к Сигруду, и его тишина превращается в странное урчание, которое он ощущает в костях.

Дрейлинг кашляет и с трудом смеется. Ухмыляется в лицо твари. Он надеется, она умеет читать по губам и понимает его слова:

— Не слишком близко. Не хочу, чтобы она меня оцарапала, когда вскроет тебе брюхо.

Сенешаль склоняет голову набок и смотрит наверх…

Как раз в тот момент, когда Ивонна прыгает из окна второго этажа желтого кирпичного здания с Пламенем в руках.

Удар сильный и точный. Лезвие рассекает шею сенешаля, как соломинку.

Голова сенешаля падает на мостовую с глухим ударом — и это означает, с трудом соображает Сигруд, что звуки вернулись.

Следом за головой падает высокое тело с длинными конечностями, словно рушится подвесной мост. Ивонна падает рядом с трупом, катится — и Сигруд понимает, что приземление вышло жестким, она могла растянуть или сломать лодыжку. Стройкова поворачивается, видит, что он пришпилен к стене, и от ужаса у нее открывается рот.

Сигруд чувствует привкус крови. Он пытается улыбнуться.

— Ты… ты отлично справилась, — шепчет он.

— О нет, — говорит Ивонна.

* * *

Мальвина лежит на черной лестнице, избитая и окровавленная, на грани обморока. Она знала, что будет трудно. Но не настолько.

Она поднимает взгляд и видит, как Ноков протыкает одного из божественных детей всего лишь пальцем, как рапирой, а потом поворачивается, хватает другого, летающего в воздухе, и запихивает в свою огромную черную пасть. Мальвина медленно осознает, что осталась одна — Ноков оказался слишком сильным, слишком текучим, слишком переменчивым, слишком мощным, чтобы они хоть оцарапали его.

— Я думал, это доставит мне больше удовольствия, — говорит Ноков. Он поднимает палец, с которого свешивается божественная дочь, и засовывает ее в рот. — Но ни один из вас даже не смог бросить мне вы…

Тут Ноков внезапно выпрямляется, словно только что услышал какой-то ужасный звук. Он поворачивается и глядит на город внизу.

— Нет, — шепчет он. — Нет, нет! Не Мишра, только не Мишра!

В этот момент Мальвина собирает все силы и применяет трюк, который готовила вот уже какое-то время. Она хотела сделать это раньше, но Ноков был слишком скользким, слишком быстрым — а теперь сидит как статуя и пялится на город в смятении.

Молния — любопытная штука. Большинство молний бьют от тучи к туче, пляшут в воздухе. Если бросить взгляд в прошлое и выбрать случайное место в небе, задавшись вопросом, сколько раз, допустим, один кубический фут воздуха подвергался воздействию молнии, количество таковых окажется чрезвычайно высоким — а кумулятивный электрический заряд будет по меньшей мере немыслимым.

Мальвина сосредотачивается и отслеживает все молнии, которые когда-либо проходили через пространство, ныне занимаемое головой Нокова.

Она сосредотачивается еще сильней и делает так, что прошлое и настоящее переплетаются, лишь самую малость.

Череп Нокова вспыхивает ярче миллиона солнц. Вспышка такая сильная, что его бросает вперед, и он срывается с лестницы, как будто им выстрелили из пушки, оставляя за собой след черного дыма.

Мальвина, перегнувшись через край, кричит:

— Это за Таваан, ты, дерьма кусок!

Ноков несется к городу, но после трех-четырех сотен футов его черная фигура замедляется. Мальвина видит, как он приходит в себя, замирает в воздухе над городом и поворачивается к ней. Его лицо все еще дымится.

Когда он говорит, стены и ступени вибрируют с каждым словом.

— Это, — заявляет он, — было весьма ловко.

* * *

Сигруд тянет копье, застрявшее в правой грудной мышце, но оно не поддается. Он знает, что это неправильно — если вытащить копье, он, скорее всего, истечет кровью, — но не может перестать пытаться. Как будто у него застрял между зубами кусочек еды и он все время щупает его языком.

Ивонна поднимается, подходит к нему.

— Нет, нет… Не надо. Не надо, Сигруд, ты сделаешь только хуже.

— Это… не так уж больно, — говорит он ей медленно и хрипло.

— У тебя шок. Ты не понимаешь, что происходит. — Она смотрит на его спину, откуда выходит копье и вонзается в кирпичную стену. — О, клянусь морями… о нет, Сигруд, о нет…

Он пытается сказать: «Когда я работал лесорубом, то видел человека, которого проткнуло деревом, и он прожил шесть часов, насаженный на ствол», но ненадолго отключается и забывает эти слова.

Наверху раздается жуткий грохот, и мир заливает ярким белым светом. Сигруд моргает, сбитый с толку, спрашивая себя, неужели так ощущается смерть. Но потом свет меркнет, и вокруг проступает привычный пейзаж, только вот его поле зрения искажают сине-черные пятна, пока глаз не перестраивается.

Впрочем, кое-что изменилось: он видит, что по другую сторону улицы кто-то стоит. Это Шара, и она устремила на него мрачный взгляд.

Она ковыляет через улицу к нему.

— Мне так жаль, Сигруд, — говорит она.

— Что это было? — спрашивает дрейлинг. Кашляет. — Шара, что это был за шум? Мы победили?

Она качает головой.

— Нет. Я… я надеялась, вдруг они что-нибудь придумают. Но нет, мы не победили. Еще нет. — Ее лицо морщится, когда она подходит ближе. — Ох, Сигруд… Сигруд, как же так… только взгляни на это.

— Это… это не так плохо, как кажется, — говорит он, пытаясь улыбнуться. Он чувствует, как дрожит лицо. Ноги его не держат, и оттого он все больше опирается на копье, которое причиняет ужасную боль.

Шара теперь стоит рядом. Каким старым выглядит ее лицо, каким усталым. Но в нем ощущается решимость, которой Сигруд никогда не видел раньше.

— Пришло время мне сыграть свою роль. Последнее па в этом долгом танце. Но явно самое опасное. — Шара протягивает руку и достает из чехла у него на бедре черный нож. Ивонна, подавшись вперед, хочет что-то сказать, но замирает в нерешительности.