— И эта маска тут же приросла к его лицу. Не оторвёшь.

— О да. Потому я и согласился попробовать его в деле… Ему нужно помочь надеть правильную маску. Попросите шевалье поговорить с ним. У него это хорошо получается. И еще… пусть он немного подпалит Гарри шкуру… за то, что вздумал меня дурачить.

— Будет сделано, монсеньор.

Очнулся я в моей темной каморке. На кресте.

В кресле передо мной сидел шевалье и зевал. Играл своим перстнем и слепил им мне глаза.

— За что вы меня мучаете?

— А ты до сих пор не догадался?

— Нет.

— А ты подумай. Вспомни хорошенько, чем ты на самом деле занимался в комнате.

— Я ничего не могу вспомнить кроме того, о чем вы уже все знаете. Гордиться особенно нечем…

— Правда? А о том, что ты видел в подземелье, ты тоже ничего не можешь мне сказать?

— Отпустите меня. Я не сделал никому ничего плохого.

— Как трогательно! Монсеньор не любит быть одураченным, а ты умудрился и его и всех нас обхитрить.

— То, что я видел в подземелье — гнусность. Я на такое не способен.

— Ты уверен, дорогой папочка?

Слова эти резанули меня как бритва. И я вспомнил. А шевалье исчез.

Мне стало вдруг нестерпимо жарко. Крест мой запылал.

Адское пламя обожгло мне кожу.

А изнутри мою плоть уже грызли черви.

Сердце еле билось, омерзительный механический краб сжимал его своими металлическими клешнями. Воздух не хотел входить в легкие.

Ядовитые змеи повисли на нижней губе, сосках и мошонке.

Да, я все вспомнил… вспомнил ту душную ночь в Сиракузах, когда бесстыжая молоденькая гетера отвела меня в этот страшный дом и посвятила там в тайны запретных наслаждений. С тех пор ядовитые и сладкие фантазии заменили мне реальный мир. Но никогда, никогда в той, реальной, жизни я не сделал ничего, для того чтобы они стали явью. А в волшебной комнате… да… да… mea culpa.

И вот теперь я в озере огненном.

Длинная когтистая лапа сатаны вытащила меня оттуда.

Монсеньор поднес меня к открытому рту, рассмеялся так, что весь страшный ад показался у него под языком, дунул на меня, и боль прошла…

Я очутился в украшенном фресками и золотой лепниной зале.

С потолка вместо люстры свисал жернов на цепи.

В зале я был не один, сотни мужчин, разряженных в одежды разных эпох, танцевали чарльстон…

Некоторых из них невозможно было не узнать. Недалеко от меня лихо отплясывала незабвенная парочка: Панург с Братом Жаном. Левее их пыхтели Шейлок с Фальстафом, правее — отбивали коленца милые мерзавцы Энколпий с Гитоном. За ними я заметил Савонаролу в черном одеянии и его тучного гонителя, папу Александра шестого в бордовой шапочке, рядом с которым танцевали его сыновья, небезызвестный Чезаре Борджиа и убитый им из ревности к сестре Джованни. Гектор и его убийца Ахилл забыли снять свои боевые шлемы, Одиссей зачем-то приволок сюда свой знаменитый лук, а один из женихов, Антиной, даже не удосужился вытащить из горла стрелу…

Я тоже танцевал. Вместо штанов на мне было полосатое трико с гульфиком и подвязками, поверх атласной белой рубашки я носил щегол некую короткую желтую куртку с разрезами. На поясе у меня висел длинный меч в ножнах. Меч мешал мне танцевать, но придавал уверенности в себе.

После окончания танца в середину зала вышел распорядитель бала с деревянным лицом, в волчьей шубе и короне из медвежьих зубов и объявил ужасным скрипучим голосом:

— А сейчас, дорогие члены братства Святого Флориана, попросим нашу театральную группу разыграть для нас в лицах сцену — казнь святой Бландины и 43 лионских мучеников. В роли палача выступит специально приглашенный артист, Гарри… Поприветствуем его и других артистов аплодисментами!

Гром аплодисментов сотряс зал. Я вынул из ножен меч и грозно его поднял.

Ко мне подошел высокий человек в темно-вишневой тоге и сказал язвительно-приветливо:

— Приветствую тебя, Гарри. Хватит, хватит дико озираться. Вставай, я отведу тебя во дворец, тут нельзя долго сидеть, мирмидонцы из охраны могут тебя заметить и поднять на копье, они ненавидят таких как ты. Дааа… ты бы хоть трусы оставил, по коридорам дворца шатаются нанюхавшиеся кокаина амазонки и сбежавшие из зверинца немейские львы. Они могут тебя неправильно понять и растерзать ненароком. Вот, возьми носовой платок, обвяжись. И еще… монетка при тебе? Да, та самая. Замечательно. Отдай ее привратнику, видишь, вон там у ворот стоит, с головой шакала, крыльями орла и ослиными ногами. Тут так принято. Когда будешь отдавать ему монетку, не смотри ему в глаза.

Так я и поступил.

Шакалоголовый принял монетку с Диоклетианом спокойно, но когда я уже уходил от него прорычал:

— Сгинь, чертова нежить! Провались в адское пекло, живорез!

Спутник мой взял меня под руку и прошептал:

— Не оборачивайся, не отвечай, иди дальше. Пусть себе скрежещет зубами, наводить страх на обитателей потустороннего мира — его прямая обязанность.

— Аразве мы…

— Да, да, конечно, но не совсем. Все зависит от того, откуда смотришь.

— Чайка на пляже назвала меня убийцей, привратник — живорезом. Почему?

— Никто не знает, что происходит в головах у этих экзотических созданий… птиц и привратников.

Я проследовал за темно-вишневой тогой по широкому и высокому, увенчанному готическим сводом, коридору. Ни амазонок, ни львов не встретил.

Видел только группу горланящих что-то нагих карликов, промчавшихся мимо нас на трехколесных детских велосипедах.

— Это что же, ваши амазонки? На львов они не похожи.

— Нет, это лилипуты из свиты императора, торжественная церемония в банях закончилась, они и решили пошалить, откуда-то достали велосипеды…

— У вас тут, что и император имеется?

— Да-да, и не один. Позавчера Вильгельм второй вызвал на дуэль Максимилиана, отца Филиппа Красивого, после того как тот пошутил за праздничным столом над его короткой рукой и кривой шеей, кроме того ему не понравился его габсбургский нос. Пришлось разнимать.

Сидя на улице и глядя на фасад дворца, я представлял себе роскошную обстановку внутренних покоев, цветной мрамор, картины в тяжелых рамах, античные статуи, гобелены, чучела животных, рыцарские доспехи, старинные комоды, фарфор… но ничего подобного тут не было. Кирпичные стены коридора были лишь частично оштукатурены, тут не было ни статуй, ни картин, ни мраморной отделки, ни мебели.

— Не удивляйся, мы не в Музеях Ватикана и даже не в Замке этого невежи Херста. Мы в гораздо более интересном месте. Обитатели дворца не слишком ценят внешность, многие из них могут одним движением мысли изменить или создать новую обстановку своей комнаты и всего дворца. Смею тебя заверить, на свете нет ни одной забавной вещицы, которую мы не могли бы заполучить. Это даже легче, чем найти нужное изображение в вашем интернете, хотя по сути процессы похожи. Вот недавно один шутник установил в своей комнате, рядом с кроватью, гильотину, на которой казнили обоих Робеспьеров и Сен-Жюста. Решил проверить, работает ли устройство, и отрубил себе руку. Пришлось пришивать.