class="p1">Все согласились на это. После этого он учредил новый годорд для Хёскульда, и с тех пор того стали называть Хёскульд, годи Белого Мыса.

Затем люди стали разъезжаться с тинга по домам.

Ньяль пробыл дома недолго и вскоре вместе с сыновьями поехал на восток, на Свиную Гору. Он попросил Флоси отдать племянницу, и тот сказал, что сдержит свое обещание. Хильдигунн посватали за Хёскульда и договорились о свадьбе. На этом дело было кончено, и они поехали домой.

Потом они снова поехали, на этот раз на свадьбу. После празднества Флоси выделил Хильдигунн ее долю и выдал ей все сполна.

Хёскульд с Хильдигунн поехали на Бергторов Пригорок и пробыли там год. Хильдигунн и Бергтора ладили хорошо. А следующей весной Ньяль купил землю в Оссабёре и дал ее Хёскульду. Хёскульд переехал туда, и Ньяль набрал ему людей.

Они все жили так дружно, что никто из них ничего не решал, не посоветовавшись с другими. Хёскульд прожил долго в Оссабёре. Они заботились о чести друг друга, и сыновья Ньяля всегда ездили с ним. Их дружба была такой тесной, что каждую осень они приглашали друг друга к себе в гости и подносили друг другу богатые подарки.

Так прошло немало времени.

XCVIII

Жил человек по имени Лютинг. Его двор назывался Самов Двор. Он был женат на Стейнвёр, дочери Сигфуса, сестре Траина, Лютинг был высок ростом, силен, богат и крут нравом.

Однажды случилось, что у Лютинга на Самовом Дворе были гости: он пригласил к себе Хёскульда и сыновей Сигфуса, и они все приехали. Еще там были Грани, сын Гуннара, Гуннар, сын Ламби, и Ламби, сын Сигурда.

У Хёскульда, сына Ньяля, и его матери был двор Холм, и он всегда ездил туда с Бергторова Пригорка через Самов Двор. У Хёскульда был сын по имени Амунди. Он родился слепым, но был высок ростом и силен. У Лютинга было два брата. Одного звали Халльстейн, другого – Халльгрим. Они всегда и везде затевали ссоры и постоянно жили у своего брата, потому что никто больше не мог с ними ладить.

Однажды Лютинг был на дворе, но время от времени заходил в дом. Только он вошел в дом, как следом со двора вошла женщина. Она сказала:

– Жаль, что вы не видели, как сейчас через двор проехала одна важная птица.

– О какой это важной птице, – спросил Лютинг, – ты говоришь?

– Хёскульд, сын Ньяля, проехал через двор, – сказала она.

Лютинг сказал:

– Он часто проезжает через наш двор, и мне это не очень нравится. Поезжай-ка, Хёскульд, со мной, если хочешь отомстить за своего отца и убить Хёскульда, сына Ньяля.

– Не хочу я этого, – сказал Хёскульд, годи Белого Мыса, – я отплатил бы тогда Ньялю, моему воспитателю, черной неблагодарностью. Пусть твое приглашение принесет тебе несчастье!

Он выскочил из-за стола, велел подвести своих лошадей и поехал домой.

Тогда Лютинг сказал Грани, сыну Гуннара:

– Ты был при том, как убили Траина, и помнишь убийство, и ты также, Гуннар, сын Ламби, и ты, Ламби, сын Сигурда. Я предлагаю, чтобы мы сегодня же вечером напали на него и убили.

– Нет, – сказал Грани, – я не пойду против сыновей Ньяля и не нарушу договора, который был заключен при посредничестве достойных людей.

То же самое сказали и сыновья Сигфуса, и все другие, и они решили уехать. Когда они уехали, Лютинг сказал:

– Все знают, что я не получил никакой виры за своего шурина Траина. И я не примирюсь с тем, что он не отомщен.

Он велел обоим своим братьям и трем работникам поехать с ним. Они пустились по дороге, по которой должен был ехать Хёскульд, и стали поджидать его в засаде, к северу от двора, в одной лощине. Они ждали до вечера. Наконец Хёскульд подъехал к ним. Они выскочили с оружием в руках и набросились на него. Хёскульд защищался так смело, что им никак было не одолеть его. Он ранил Лютинга в руку и убил двоих из его людей, но в конце концов его убили. Они нанесли Хёскульду шестнадцать ран, но голову ему не отрубили. Затем они поехали в леса, к востоку от Кривой Реки, и спрятались там.

В этот же вечер пастух Хродню нашел Хёскульда мертвым, поехал домой и сказал Хродню об убийстве ее сына. Она сказала:

– Не может быть, что его нет в живых. Разве голова отрублена?

– Нет, – сказал он.

– Поверю лишь, если сама увижу, – сказала она, – приведи мою лошадь и повозку.

Он так и сделал и собрал все, что было нужно в дорогу, и затем они поехали туда, где лежал Хёскульд. Она осмотрела его раны и сказала:

– Я так и думала: он еще жив, а Ньяль может лечить раны и потяжелее этих.

Они взяли тело, положили его на повозку и поехали к Бергторову Пригорку. Там они внесли Хёскульда в овчарню и посадили, прислонив к стене. Затем оба пошли к дому и постучали в дверь. На стук вышел работник, и Хродню прошла мимо него прямо в каморку, где спал Ньяль. Она спросила, не спит ли он. Он сказал, что спал, но сейчас проснулся, и спросил:

– Зачем ты пришла так рано?

Хродню сказала:

– Вставай с постели, оставь мою соперницу и выйди на двор. Пусть выйдет и она, и твои сыновья.

Они встали и вышли из дома. Скарпхедин сказал:

– Возьмем с собой оружие.

Ньяль ничего на это не сказал, и они вернулись в дом и вышли с оружием. Хродню шла впереди и привела их к овчарне. Она вошла внутрь и попросила их пройти за ней. Она подняла светильник и сказала:

– Вот твой сын Хёскульд, Ньяль! Он весь изранен, и ему нужна помощь.

Ньяль сказал:

– Признаки смерти вижу я на его лице, а не признаки жизни. Почему ты не закрыла ему ноздри?

– Я хотела, чтобы это сделал Скарпхедин[247], – сказала она.

Скарпхедин подошел к Хёскульду и закрыл ему ноздри. Затем он спросил отца:

– Кто, по-твоему, убил его?

Ньяль ответил:

– Наверное, его убили Лютинг из Самова Двора и его братья.

Хродню сказала:

– Я поручаю тебе, Скарпхедин, отомстить за брата, и я жду, что хотя он и не рожден в браке, ты поступишь как должно и отдашь этому все силы.

Бергтора сказала:

– Странные вы люди! Убиваете людей, когда у вас на то нет причин, а сейчас будете жевать жвачку, пока дело так ничем и не кончится: ведь эта весть сейчас же дойдет