В одном из просторных пространств сосредоточены болонские академики («Св. Рох в темнице» и «Распятие» Гвидо Рени) и холсты других эмилианских школ XVIII века, украшением другого являются венецианцы – в том числе 14 из 16 сохранившихся ромбов цикла Тинторетто, написанного по «Метаморфозам» Овидия. Один из первых живописно-оформительских циклов художника создан по заказу венецианского банкира графа Пьетро Витторе Пизани под явным влиянием Микеланджело и Джулиано Романо с его фресками из Палаццо Те.

Есть в Модене свой недавно атрибутированный Рафаэль с «Жемчужиной» (один из первых этюдов женской головы к предсмертному и незаконченному «Святому семейству»166), и свой Корреджо («Мадонна Кампори»), Козимо Тура («Св. Антоний Падуанский») и Доссо Досси, Веронезе и Рубенс, Чима да Конельяно («Пьета со св. Франциском и св. Бернардином»), Якопо Бассано и Розальба Каррьера, дающие лишь косвенное представление о герцогских вкусах.

Прорехи живописного собрания Галереи Эстенсе слегка подправлены коллекциями средневековой скульптуры – как это было и в пармском Палаццо Пилотта, и в перуджийской Национальной галерее Умбрии (не говоря уже о менее уравновешенных собраниях в Равенне и в Лукке). Во-первых, я имею в виду фигуры Вильджельмо, главного архитектора Моденского Дуомо, во-вторых, несколько терракотовых композиций, в том числе многофигурное «Оплакивание Христа» Микеле да Фиренце, правда, уступающее шедевру Никколо д’Арка в болонской Санта-Мария-делла-Вита, которому попросту нет равных, но и отвлекающее от мира своими пленительными несовершенствами и особыми психологическими нюансами.

Кстати, дальше тут и сам Никколо д’Арка встречается – с портретом «Святой монахини», образующим почти симметричную пару «Голове старика» Гвидо Буссето, – а также целый выводок терракот местного гения Антонио Бегарелли (1499–1565).

На третьем этаже Палаццо деи Музеи выставлено семь тончайших его работ, однако если моденские каникулы затянутся, необходимо поискать его скульптуры и надгробья в некоторых местных церквях. Это, разумеется, «Поклонение пастухов» в Кафедральном соборе и «Пьета» в церкви Августина, удивительное «Снятие с креста» в Сан-Франческо, группа из семи фигур в Сан-Доменико, упоминаемая Вазари (Христос, посещающий Марту и Марию), а также работы его в приходских церквях Медолла (бюст Христа), Сан-Чезарио-суль-Панаро (надгробье Джан-Галеаццо Бочетти), Бомпорто (Христос на кресте с мадонной и святыми) и Сант-Агостино (бюст историка Карла Сигонио).

Но особенно впечатляющих результатов скульптор достиг в бенедиктинском монастыре Сан-Пьетро (Monastero San Pietro dei Monaci Benedettini) – множеством статуй, обрамляющих центральный неф, и двумя большими многофигурными композициями. Одна из них, особенно изощренная (над отцами церкви, стоящими среди узорчатых колонн, точно внутри триумфальной арки, кипит и пенится обильное ангельское воинство; ангелы несут облако в форме сердца, на котором восседают Богоматерь с младенцем), – в боковом алтаре правого нефа, где похоронен и сам Бегарелли. Эта поразительно барочная, незаконченная его композиция, доведенная до ума племянником Лодовико уже после смерти дяди, стала достойным и заслуженным надгробьем великому скульптору.

Впрочем, Бегарелли работал не только в Модене, но еще и в Карпи, Гуилье, Парме (упоминаются его терракоты в церкви Сан-Джованни-Евангелиста и бюст Сан-Бенедетто в Академии), Ферраре и возле Мантуи, где в церкви аббатства Сан-Бенедетто-По им выполнены более тридцати фигур персонажей Ветхого Завета и некоторых святых.

Бегарелли настолько велик, что только ради одного него стоит поблуждать по Модене. Действительный гений этого места, он собирает своими скульптурами впечатление от города в пучки неповторимых впечатлений.

Тут важно то, что естественная среда обитания фигур Бегарелли делает их менее заметными. Но других таких нет во всем мире, и это важно учитывать, когда восприятие упирается в их невостребованность. О Бегарелли не пишут восхищенных томов, за его творениями не особенно охотятся туристы. Для кого-то это может сделать шедевры почти невидимыми.

Конечно, во всех спорных случаях следует полагаться на экспертизу внутреннего голоса. Информация о Бегарелли (или о составе собраний Галереи Эстенсе) не доступна нигде, кроме самой Модены. Тот самый случай, когда русский Гугл нам не в помощь. Простота экспонирования и доступность церквей с терракотами вводят в заблуждение: бессмысленно по возвращении домой копаться в виртуальных или научных библиотеках – знание о локальных вещах почти всегда лежит где-то сбоку. Специалисты, разумеется, знают (и про Бегарелли, и про его племянника, они вообще много о чем осведомлены), но человеку обычного багажа следует пользоваться возможностями увидеть массивы незасмотренных картин и скульптур только «на месте». Сайт музея почти обязательно окажется поверхностным и бедным. Хотя еще совсем недавно внутри Модены (Венеции, Лукки, Болоньи, Пизы) казалось, что счастье открытий не просто возможно, но его не может не быть. Только в музейном магазине не окажется полноценного каталога, и все возможности будут упущены. Сколько раз сталкивался с непредсказуемостью культурной политики итальянских музеев, и вот опять. Ладно бы общины при церквях и монастыри-частники, их представительские проколы легко объяснимы (хотя мало кто из них лишит себя возможности привлечь дополнительных посетителей даже мало-мальски интересными артефактами, из-за чего собственники как раз стараются вовсю, кто на что способен), но в государственных собраниях сплошь и рядом набредаешь на вопиющие пробелы в маркетинге и рекламе. Хотя, казалось бы, чего уж проще? Тем более в Италии, опытной в этой сфере, как никакая другая страна мира!

Зачастую изображений (впечатлений, эмоций) так много, что большинство экскурсий идет в корзину. Эти границы четко очерчивают восприятие скобками, все невмещенное обращая в интенции и намерения, которым не суждено будет сбыться.

Тем более что никогда не знаешь, на какой объем рассчитывать. В Пезаро и в Сансеполькро городские галереи закончились быстрее, чем я рассчитывал, точно оборвавшись на взлете, а в Перудже и в Сиене они оказались почти неисчерпаемыми. В Модене или в Парме собранные поверх исторической логики места пинакотеки кажутся колченогими из-за непоправимых утрат и оставляют чувство неутоленного голода. В Урбино и в Мантуе первоклассных работ могло бы быть больше, но там впечатления туриста утраиваются и лакируются все еще аутентичными, хранящими остатки ауры замковыми лабиринтами, а вот археологические коллекции, кажется, и вовсе гордятся своей принципиальной непредсказуемостью. Впрочем, как и многочисленные «Музеи собора».

И все-таки даже тренированные человеческие возможности не безграничны. Планирование по принципу «один день – один город» ошибочно еще и оттого, что пробки выбивает уже в первом храме, где, допустим, фрески Беноццо Гоццоли, но после этого – нужно же идти дальше – следует расставить максимальное число галочек.