— А мы ведь и талоны наши ей не дали, — удивленно отметила Пенелопа. Она так привыкла к карточному рациону, что такое изобилие казалось ей чудом. — Где она все это добывает?

Но этого они так и не узнали.

Погода этой ранней весной была неустойчивая. То с утра до вечера шел дождь, и тогда они надевали плащи и отправлялись в долгие прогулки, или же сидели у камина и читали, или играли в пикет. Бывали дни ясные и теплые, как летом. Тогда они весь день проводили на воздухе, устраивали пикник на траве или нежились под солнцем, лежа в старых садовых шезлонгах. А однажды утром сели в машину и проехались до ближайшей деревни, побродили по ней, посмотрели на лодки, а под конец выпили пива на террасе местной гостиницы.

День был ветреный, солнце то светило, то пряталось за облаками, но воздух был теплый и ароматный, словно приправленный соленым бризом. Откинувшись на спинку стула, Пенелопа следовала взглядом за рыбацкой лодкой с коричневым парусом, которая держала путь в открытое море.

— Ричард, ты когда-нибудь мечтал о роскошной жизни?

— Богатство меня не интересует, если ты это имеешь в виду.

— По-моему, роскошная жизнь — это когда все твои пять чувств полностью удовлетворены. Вот как сейчас. Мне тепло. Если я захочу, я могу коснуться твоей руки. Я вдыхаю запах моря, а в гостинице кто-то жарит лук. Восхитительно! Я смакую холодное пиво и слушаю крики чаек, и плеск воды, и деловитое попыхивание мотора: чу-чу-чу.

— А что ты видишь?

Она повернула голову и посмотрела на него. Волосы у Ричарда растрепались, он был в старом свитере и в твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях.

— Вижу тебя. — (Ричард улыбнулся.) — А теперь твоя очередь. Скажи мне, что такое роскошная жизнь для тебя?

Он подумал, прежде чем ответить.

— Быть может, для меня это — контрасты, — сказал он наконец. — Горы, холод снегов, но все сверкает под голубым небом и ярким солнцем. Или ты загораешь, лежа на горячей скале, и знаешь, что, когда жара станет невыносима, море тут, рядом, — прохладное, глубокое, оно ждет, чтобы ты нырнул в него.

— А когда в холодный дождливый день, продрогший до костей, ты приходишь домой и тебя ждет горячая ванна?

— Чудесно! Или когда, проведя целый день в Сильверстоуне, совершенно оглохнешь от автомобильных гонок, а потом, на пути домой, остановишься перед огромным, дивной красоты собором, войдешь в него и стоишь, слушая тишину.

— Но мечтать о соболях, «роллс-ройсах» и огромных вульгарных изумрудах — это отвратительно. Убеждена, как только заполучишь и то, и другое, и третье, они потеряют всякую притягательность, потому что уже будут твоими. Ты больше не станешь стремиться обладать ими, тебе они окажутся не нужны.

— Как ты считаешь, получится не слишком роскошно пообедать здесь?

— Это будет замечательно! Я все ждала, когда ты это предложишь. Отведаем жареного лука. В последние полчаса я только орошала свой рот.

Но самыми прекрасными были вечера. Задернув шторы на окнах, в отсветах горящих в камине поленьев они слушали пластинки из коллекции Хелены Брэдбери, по очереди поднимаясь, чтобы сменить иглу и покрутить ручку старого деревянного граммофона. Потом принимали ванну, переодевались и начинали приготовления к обеду: подвигали небольшой низкий столик поближе к камину, ставили хрустальные рюмки, раскладывали столовое серебро, ели оставленную им миссис Брик еду и распивали бутылку вина, которую Ричард, следуя указаниям хозяйки дома, приносил из погребка. С моря задувал ветер, стучался в окошки, но от этого им было только уютнее. Они наслаждались покоем и уединением.

Как-то поздним вечером они прослушали всю «Симфонию Нового мира». Ричард лежал на софе, Пенелопа устроилась рядом на горке подушек. Камин прогорел, но они не шевельнулись, когда стихли последние звуки. Ричард молча лежал, прислонив голову к плечу Пенелопы, она не открывала глаз, словно еще звучала музыка.

Наконец он пошевелился и разрушил чары:

— Пенелопа…

— Да?

— Нам надо поговорить.

Она улыбнулась:

— По-моему, мы только и делаем, что говорим.

— О будущем.

— О будущем?

— О нашем будущем.

— Ах, Ричард…

— Не пугайся. Ты просто слушай меня. Потому что это важно. Будущее для меня невозможно без тебя, а это значит, мы должны пожениться.

— Но у меня уже есть муж.

— Я знаю, дорогая. Слишком хорошо знаю, и все же я спрашиваю тебя: выйдешь ли ты за меня замуж?

Она повернулась к нему, взяла его руку и прижала ладонь к своей щеке.

— Не надо испытывать судьбу.

— Ты не любишь Амброза.

— Я не хочу об этом говорить. Не хочу говорить об Амброзе. Ему сейчас тут нет места. Я даже не хочу произносить вслух его имя.

— Не могу выразить словами, как я люблю тебя!

— И я тоже, Ричард. Безумно люблю. Ты это знаешь. Для меня стать твоей женой и знать, что ничто и никогда нас не разлучит, прекрасная мечта. Но сейчас это невозможно. Не будем говорить об этом.

Он долго молчал. Потом вздохнул.

— Ладно, — сказал он, наклонился и поцеловал ее. — Пойдем спать.

Последний день был солнечный и ясный, и Ричард, платя добром за добро, вывел из гаража косилку и стал косить траву. Это заняло довольно много времени. Пенелопа помогала накладывать срезанную траву на тачку и отвозить в компостную яму позади конюшни. Они закончили работу только в четыре часа, но ради такой красоты стоило потрудиться: газоны раскинулись, точно зеленые бархатные ковры, и они не могли налюбоваться на творение своих рук. Вычистив и смазав косилку, Ричард объявил, что просто умирает от жажды, поэтому немедленно идет готовить чай, а Пенелопа вернулась на свежескошенный газон перед домом, села на травку в самой его середине и стала ждать Ричарда.

Над лужайкой плыл дивный аромат. На выступ оконной рамы сели две океанские чайки, и Пенелопа залюбовалась ими: какие они маленькие и хорошенькие по сравнению с большими серебристыми северными. Она откинулась на локти и, запустив пальцы в траву, гладила ее, как кошку. Пальцы наткнулись на уцелевший одуванчик. Она захватила все листья в руку и стала тянуть, но он никак не поддавался, как это всегда бывает с одуванчиками, и в конце концов оборвался, так что в руке у Пенелопы остались только зелень и половина корешка. Она поднесла одуванчик поближе к глазам, вдыхая его острый запах и запах влажной земли. Рука испачкалась в земле.

С террасы послышались шаги.

— Ричард? — (Он принес на подносе две кружки чаю и сел рядом.) — Я нашла еще одну разновидность блаженства…

— Расскажи.

— Ты сидишь на свежескошенном газоне совершенно одна, твой любимый ушел, его нет рядом. Ты одна, но знаешь, что одиночество твое продлится недолго, потому что он скоро вернется к тебе. — Пенелопа улыбнулась. — По-моему, блаженнее блаженства нет на свете.