– Грустный у тебя дом, Саня! – заметил Болек. – Зачем он тебе? Переехал бы к сёстрам.

– Да это и не дом никакой, и не был им никогда, – вздохнул Саня и, поднявшись, занялся делами.

Пока он разыскивал миски для собак, наливал воду и сокрушался, что не купили по дороге собачьей еды, Болек смотрел из кухонного окошка на юный лес. Чувство цейтнота, возникшее сегодня утром, тревожило его всё сильнее. История катилась к финалу. Он не был уверен, что ещё представится возможность по душам поговорить с братом.

Сев к столу, он бросил взгляд на верхнюю книгу в лежавшей на подоконнике стопке.

– Флоренский? Теологию изучаешь? Зачем?

Саня отмахнулся, но Болека не убедил этот жест.

– Послушай, расскажи мне о Противотуманке! Илья Георгиевич говорил, дивная вещь! И хватит махать – я серьёзно! – потребовал он, как если бы это обронённое всего пару раз «автомобильное» слово было едва ли не самым значимым в их возобновившемся этой весной родстве.

– А нет никакой Противотуманки, – отозвался Саня, присаживаясь напротив. – У меня был в студенчестве друг. Однокурсник. Ему в отрочестве было видение. И он просветлился, ну или крыша поехала, это уж кто как считает.

– А ты?

– А я не знаю. Может, одно без другого не бывает? И вот, смысл был такой, что есть в мироздании такое явление, духовное, но отчасти и физическое – Противотуманка. Это такой свет, в котором видно, что смерть – это только декорация, перегородка поперёк бесконечной жизни. Если бы Противотуманка была задействована на нашей планете – люди бы не могли не веровать. То есть это как бы средство от духовной слепоты. По «физическим» свойствам, если так можно выразиться, она сродни сиянию, какое бывает вокруг святых. Ну, например, те, кто встречался с Серафимом Саровским, об этом рассказывали. Такой тёплый благоуханный свет.

– Видимо, это то, что принято называть «третья ипостась» и изображать в виде голубя. Проще говоря, Святой Дух, – заметил Болек, сдерживая улыбку.

– Не знаю, – мотнул головой Саня, тяготясь всуе рассуждать об «ипостасях». – А ещё он говорил, что у человечества есть шанс вымолить для себя это явление.

– Вариация на тему второго пришествия? Саня, это шизофрения!

Саня не возразил, только с сомнением качнул головой.

– Он дурачок, конечно. Считал, раз большинство людей не могут вырасти над собой, значит, хотя бы те, кто осознаёт, должны сделать всё за всех. Даже не просто жизнь свою отдать, а вечную жизнь… Быть готовыми добровольно превратиться в пену морскую.

– О! Да тут ещё и мания супергероя, – прибавил Болек печально.

– Зря ты! Димка, он без кожи просто жил, у него рана от любого чужого горя. За него все переживали, никто даже особо не смеялся. Ну и все поражались, зачем ему медицинский? Хотя всё тут понятно… – прибавил Саня помолчав.

– Саня, ну он же не Сын Божий, чтобы на его жизнь, пусть даже и вечную, если таковая имеется, можно было что-то там у мироздания выторговать! – сказал Болек.

– Ты прав, – кивнул Саня с грустью и, нагнувшись, погладил угнездившуюся под столом Нору-эрделиху. – Я всегда этого и боялся – что это огромная гордыня, даже размышлять на подобные темы. Надо просто работать, и всё. Мы с ним спорили. Он не соглашался. Он говорил – работа дело десятое. Главное, смириться до конца, до самого предела, и тогда, из этого состояния, ты обо всём сможешь просить – и исполнится! И всё-таки, Болек, вот сколько я думал – нет! Это не гордыня, а дерзновение! – сказал он и, поднявшись, сделал несколько шагов по кухне. – Это предельное сострадание к живым существам! Сколько боли! Сколько скорби! Надо ведь что-то делать! И сам этот мальчик, Димка, он не просто говорил, он так жил! Понимаешь, не уворачивался, принимал на себя!

– Конечно, из семьи воинствующих атеистов?

– Не знаю… Он всё сокрушался: если бы только было за что зацепиться! Хоть маленькая сцепка между мирами! Если бы по слезе мироточащей иконы можно было туда проплыть! Я запомнил почему-то эти слова – по слезе иконы…

– Пьянствовал?

– Ну что ты! Вообще не притрагивался! Он только всё рвался, искал, где бы напороться на чудо. Возможность искал! Выход в сплошной стене!

– Как погиб?

Саня взглянул изумлённо:

– Исчез!

– Но тело не нашли, ведь так? Ну что ты смотришь? Тут всё просто – иначе это не произвело бы на тебя такого впечатления, – сказал Болек. – Значит, мы вполне можем ждать вестей о Противотуманке! – заключил он и уже без шуток прибавил: – Саня, я всё понимаю: Пашка, сёстры, Маруся, эти все твои старички. Трудное время. Но всё же оставайся в пределах логики! Бери-ка, мой милый, отпуск – и давайте рванём на Волгу! И лучше бы не посуху, а по реке! Нам всем нужна перезагрузка.

Саня вздохнул и снова открыл холодильник в поисках чего-нибудь лакомого для собак. Он жалел, что опрометчиво и небрежно пересказал атеисту заветную мысль погибшего товарища и что теряет время на болтовню, когда столько вопросов не решено. Не выдержав, он обернулся и воскликнул:

– Нет! Как раз нет, нет! Как раз нельзя оставаться в пределах логики! Надо выйти за её пределы, понимаешь? Отсечь её! Эх! – И махнул рукой.

– Ну, прости! – сказал Болек примирительно. – Возможно, я чего-то недопонимаю. Это не твой там телефон? – спросил он, прислушавшись.

За закрытой дверью и правда набирала громкость скрипичная мелодия.

– Илья Георгиевич! – сказал Саня и метнулся в прихожую.

Он вернулся на кухню через минуту, с лицом переменившимся – вдумчивым и строгим, как если бы он принимал больного.

– Болек, мне нужно к нему забежать, – сказал он. – Побудешь с собаками? Нехорошо их на новом месте одних… Я постараюсь побыстрее. Или пришлю тебе кого-нибудь на смену.

Он договаривал реплику уже в коридоре, залезая в ботинки.

– Что хоть случилось? – спросил Болек, поняв, что отмазаться от поручения не удастся.

– Пока не знаю! – мотнул головой Саня и был таков.

Оставшись в одиночестве, Болек, хотя и посмеялся над ролью собачьей няньки, все же отметил, что не удивлён тем, как складываются обстоятельства. Похоже, он начал обвыкаться с новым статусом. Сдвинув в один угол дивана разбросанные Марусей вещи и уютно расположившись в другом, с Тимкой и Норой у ног, Болек раскрыл планшет и, зайдя на сайт погоды, посмотрел прогноз по Тверской области. Щёлкнул по рекламке волжских круизов. «Нет, лучше наймём яхточку! – подумал он. – Илья Георгиевич, и вас, так и быть, прихватим! Ну-с, поглядим маршрут!»

С ощутимым сердцебиением Болек открыл карту и углубился в течение реки. Вот он, родной городок, – в расширении Угличского водохранилища. А дальше – сбрызнутый исторической кровью Углич, предприимчивый Мышкин и скромный Кириллов под крылом Обители. На Онежское они не поплывут – там штормит. А обойдут кругом Белое озеро и вернутся той же дорогой. Разморённые тихой качкой, сойдут на берег вблизи затопленной колокольни и проведут остаток лета на территории детства.