– Масима. Да. Конечно. Я его и из головы-то выкинула. – Ее голос стал тверже. – Когда в следующий раз увижу Масиму, ему захочется, чтобы с него содрали шкуру и сшили из нее сапоги. – Она с такой силой захлопнула за собой дверь, что грохот эхом прокатился по коридору.

– Да потише там! – раздался приглушенный выкрик из дальнего конца коридора. – У меня и так голова раскалывается!

– Ах! – Фурлан принялся нервно потирать руки. – Ах! Простите меня, мастер Андра, но говорит леди Элис как женщина свирепая и беспощадная.

– Только с теми, кто ей не нравится, – успокоил бедного хозяина Лан. – Кусает она еще страшнее, чем лает.

– Ах! Ах-ах! Вон там ваши комнаты. Ах, друг-огир, когда мастер Андра сообщил мне, что у меня будет такой гость, я притащил старую огирскую кровать с чердака, где она собирала пыль все эти триста лет, а то и больше. Вот ведь как…

Перрин позволил речам хозяина плавно течь мимо, прислушиваясь к ним не больше, чем речные скалы к бегущему потоку. Его тревожила черноволосая молодая женщина. И посаженный в клетку айилец.

Комната, отведенная Перрину, оказалась маленькой, где-то на задворках, так как Лан ничего не предпринял, чтобы рассеять заблуждение хозяина гостиницы, будто Перрин не более чем слуга. Юноша, по-прежнему окутанный пеленой беспокойных дум, двигался механически. Он снял тетиву со своего лука и поставил его в угол – если держать тетиву натянутой слишком долго, ничего хорошего не будет ни для самой тетивы, ни для лука. Потом он уложил скатку одеяла и переметные сумы возле умывальника и бросил поверх свой плащ. Повесив ремень с колчаном и пояс с топором на прибитые к стене крючки, Перрин совсем было собрался растянуться на кровати, как широкий зевок своим хрустом напомнил ему, какая опасность может его подстерегать. Кровать была узкая, матрас – сплошные бугры, но постель манила, как ни одна перина. И все же Перрин не поддался соблазну, а сел на трехногую табуретку и задумался. Он привык всегда все тщательно обдумывать.

Вскоре в дверь постучались – и в комнатку сунул голову Лойал. Уши огира прямо-таки трепетали от возбуждения, а ухмылка чуть ли не рассекла его широкое лицо надвое.

– Перрин, ты не поверишь! Моя кровать – из воспетого дерева! Подумать только, ей, должно быть, намного больше тысячи лет. По крайней мере, с тех пор ни один древопевец не сумел воспеть такой огромный предмет. И я сам бы не взялся, а у меня-то дар куда сильнее, чем у большинства. Ну, сказать по правде, вообще-то, нас – тех, у кого есть этот дар, – не так уж и много. Но я лучший из всех, кто может работать с воспетым деревом.

– Очень интересно, – заметил Перрин. «Айилец в клетке. Так сказала Мин. Почему та девушка так пристально смотрела на меня?»

– По-моему, тоже интересно. – Лойал казался немного подавленным, наверное, потому, что Перрин не разделил его радостного возбуждения, но Перрину хотелось подумать. – Перрин, внизу ждет ужин. Они приготовили все самое лучшее на случай, если охотники чего-нибудь закажут, вот и нам перепадет вкусненького.

– Ты иди, Лойал. А я не голоден. – Ароматы жарящегося мяса, плывущие из кухни, не заинтересовали Перрина. Он даже и не заметил, как ушел Лойал.

Положив руки на колени, то и дело зевая, юноша ломал голову над мучившей его загадкой. Задачка походила на одну из тех головоломок, что делал мастер Лухан: металлические детальки сложены так запутанно, что разъять их казалось невозможно. Но если известен некий прием, всегда можно разъединить железные петли и спирали, и, значит, здесь тоже должно быть так.

Девушка смотрела на него. Такой интерес можно было бы объяснить необычным цветом глаз Перрина, но ведь хозяин гостиницы не обратил на них внимания и все остальные. Все пялились на огира, да еще и охотники за Рогом тут, и визит леди, а на площади – айилец в клетке. Эка невидаль, цвет глаз какого-то незнакомца! К тому же по всему ясно – тот всего-навсего слуга, куда этой диковине тягаться с прочим! «Тогда почему же она именно на меня смотрела так пристально?»

И айилец в клетке. Все, что открывалось Мин в ее видениях, всегда было важно. Но каким образом? Что Перрину-то делать? «Я мог бы прогнать тех мальчишек, чтоб не бросали камни. Надо было». Что толку убеждать себя: взрослые, мол, не преминули бы заявить, чтоб Перрин не лез не в свое дело, он-де в Ремене чужой и айилец – не его забота. «Нет, все же надо было вмешаться!»

Но никакой ответ не шел на ум, и юноша опять возвращался к началу и терпеливо обдумывал все еще раз, потом снова и снова. Однако ничего не обнаруживалось, кроме сожалений о несделанном.

Вскоре до него дошло, что уже наступила ночь. Комната погрузилась в сумрак, только в одинокое оконце заглядывала луна. Перрин покосился на сальную свечу на ящичке с трутом, что он приметил на полочке над узким очагом, но его глазам света вполне хватало. «Мне надо что-то предпринять, разве нет?»

Перрин застегнул на талии пояс с топором и замер. Он опоясался ремнем, совершенно не задумавшись, – носить боевой топор стало для него столь же естественно, как дышать. И эта приобретенная привычка ему ничуть не нравилась. Но снимать пояс он не стал и с топором у бедра вышел в коридор.

После сумрака комнаты коридор казался чуть ли не залитым светом от ламп на лестнице. Из общей залы плыли смех и гомон, а из кухни – щекочущие ноздри запахи еды. Перрин прошагал по коридору к комнате Морейн, стукнул разок в дверь и вошел. И с горящим лицом замер на пороге.

Морейн куталась в бледно-голубой плед, который широкими складками свисал с ее плеч.

– Тебе что-нибудь нужно? – холодно спросила она. В руке у нее была окантованная серебром щетка, Морейн расчесывала волосы, блестящими темными волнами рассыпавшиеся по спине. Ее комната была намного лучше каморки Перрина: полированные деревянные панели на стенах, отделанные серебром лампы, в широком кирпичном камине пылал жаркий, приветливый огонь. Воздух благоухал ароматом розового мыла.

– Я… я думал, Лан тут, – ухитрился вывернуться Перрин. – Вы всегда вместе, всегда рядом, я и подумал, что он, наверное… Я думал…

– Что тебе нужно, Перрин?

Он глубоко вдохнул:

– Ведь это все не Ранд натворил? Я знаю, Лан проследил его досюда, и все выглядит тут очень странно – охотники эти, айилец… Но разве он это сделал?

– Нет, я так не думаю. Когда Лан расскажет мне, что разузнает сегодня вечером, я смогу сказать больше. Если повезет, то, что он обнаружит, поможет мне сделать выбор.

– Выбор?

– Ранд мог переправиться через реку и напрямик двинуться в Тир. Или же отплыть на судне, идущем вниз по реке в Иллиан, решив там пересесть на другое, направляющееся в Тир. Такой путь на много лиг длиннее, но по времени на дни быстрее.

– По-моему, Морейн, нам его не нагнать. Не знаю, как это у него получается, но, даже пеший, он все время впереди. По-прежнему на полдня опережает нас, если Лан не ошибается.

– У меня начинает закрадываться подозрение, не научился ли он Перемещаться, – слегка нахмурясь, заметила Морейн, – правда, если б действительно научился, то отправился бы прямо в Тир. Нет, в нем течет кровь неутомимых ходоков и выносливых бегунов. Но через реку нам все равно нужно перебраться. Если я его не нагоню, то буду в Тире вскоре после него. Или буду там его дожидаться.